Иеро первым почувствовал, как у него начали слабеть ноги. «Но ведь яда же не было!» — пронеслось у него в голове, но священник уже падал на мягкий мох. Его угасающий взгляд успел еще уловить, что Лючара лежит рядом с ним, а двое моряков‑часовых тоже попадали. А потом в его мозгу осталась только зеленая дымка, свивавшаяся в облака и спирали. Он чувствовал, что за ней скрывается какая‑то тайна, но не мог добраться до нее.

Потом туман рассеялся. Священник открыл глаза и увидел перед собой ту, кого Горм назвал «Старейшина», то странное создание, которое следило за ними, потом вело их и, наконец, поймало в ловушку.

Он лежал в комнате, длинной, узкой и комната эта как‑то странно покачивалась под ним. Иеро опустил ноги с кровати, на которой лежал, и в изумлении огляделся. В кресле без спинки перед ним, не спуская с него холодного взгляда, сидела та самая женщина — а это все же была женщина — которую он сначала увидел в своем мозгу, а вторично ему показал ее медведь. Она была обнажена, ее маленькие твердые груди призывно торчали. Других украшений, кроме ожерелья и тонкого пояса, который казался искусно сплетенным из металлических нитей, на ней не было. Ее зеленовато‑белое тело было совершенно безволосым, как отметил Иеро, а странный покров на голове, казалось, состоял из отдельных зеленых перьев и крошечных коричневых листьев. И все же, несомненно, это была не шапочка, а неотъемлемая часть женщины.

Женщина была действительно прекрасной и, хотя его мужское естество стремилось навстречу ее сексуальному вызову, его в то же время отталкивала ее совершенная чуждость. Она действительно вовсе не была человеком, а притягательный облик ее тела, казалось маскировал что‑то совершенно другое. В его, все еще затуманенную, голову закралась непрошенная мысль: «Будто дерево или цветок пытается стать кроликом или кошкой!»

Теперь он увидел, что комната освещена свечами, толстыми свечами, горевшими в бра на стенах и испускавшими странный аромат. Кроме кресла в комнате был маленький стол, на котором стояли деревянные кубки и кувшин, и та резная кровать, на которой он сидел. И комната эта покачивалась! Как раз тогда, когда он осознал, где, видимо, находится, покачивание деревянного пола потрясло его, в его мозг вошла чужая мысль и он понял, что с ним разговаривает та, кто пленила его.

«Мы находимся на дереве высоко‑высоко наверху, как ты и подумал. Я могу понять, о чем ты думаешь, но не говорить‑рассказывать‑беседовать в ответ, разве что с усилием. Мы не говорим так — таким образом в такой манере.»

Ее мысль была болезненно медлительной и, взглянув в ее глаза, зеленые и раскосые, Иеро понял, что ей действительно физически больно пользоваться таким образом своим мозгом. Она заставляла себя делать это, несмотря на боль.

«Так как же мы тогда разговариваем? Кто ты?» — спросил он.

В голове у священника прояснилось и он заметил, что мачете и кинжал у него не отобрали. Его странные похитители, очевидно, ни в чем его не ограничивали и по мере того, как он терял страх, в нем пробуждался еще больший интерес.

Она издала звонкую трель. С ее губ слетела струйка золотых звуков, таких прелестных, будто крошечные лесные водопадики звякнули каплями по полированным камням. Ближе всего человеческим языком их можно было передать как «Вилари» и он мягко произнес «Вилари». Теперь он, по крайней мере, узнал хоть один источник тех незнакомых ему птичьих песен, которые он постоянно слышал в последнее время.

В ответ на его попытку женщина покачала головой и пропела снова.