Т о н я (пересыпает картошку в котел). Это правда — своего вы почти добились. Не знаю, чего вы наплели моей маме, но улыбка у нее была бессмысленнее, чем у Васюты — нашего деревенского дурачка.

Б а р м и н (играя). Святая мадонна! Она говорит так о женщине, давшей ей жизнь!

Т о н я. Я о ней что угодно могу говорить. Но вы посмейте ей хоть слово обидное сказать — со мной будете дело иметь.

Б а р м и н. Слушаю и повинуюсь. (Подходит, обнимает ее за плечи.) Послушай, девочка…

Т о н я (резко обернулась). Не сметь прикасаться ко мне!

Б а р м и н (растерялся от этой неожиданной вспышки). Изволь. Но мне кажется…

Т о н я (не дав ему договорить). Кажется — перекреститесь. А ну-ка, садитесь, я вам кое-что скажу.

Бармин внимательно посмотрел на Тоню, но, не выдержав ее взгляда, с удивлением понял, что сейчас он попал под власть этой девчонки. Делая жалкую попытку сохранить достоинство, пытается обернуть все это в шутку, для чего, как солдат, сдающийся в плен, поднимает руки, улыбнувшись, покорно направляется к креслу.

(Садится на стол, так же, как она сидела в разговоре с Софьей Петровной.) Я вижу, вы уже забрали себе в голову, будто вы мой отец, уже прикинули, как будете учить меня уму-разуму и похваляться перед друзьями, какая у вас взрослая дочь.

Б а р м и н. Но, Антонина, ты действительно моя дочь.

Т о н я (выстреливая патрон за патроном). Не знаю. Не чувствую этого. В детстве не запомнила. Увидела впервые пять дней назад. Чужой человек. С чужими манерами. С незнакомым лицом. Думаете, вы разодолжили меня своими учеными званиями, смелостью и фотографией Софи Лорен?

Б а р м и н (приходя в себя). Я думаю, ты говоришь со мной в непозволительном тоне, но я готов выслушать тебя.

Т о н я. Так вот, мне наплевать и на ваше положение, и на то, что вы мой отец.

Б а р м и н (не сразу). Мне показалось, будто ты смягчилась ко мне.

Т о н я. Это правда. Прежней ненависти во мне нет. Сказать почему?

Б а р м и н. Почему?

Т о н я. Я привыкла жить без отца, могу прожить без него и всю жизнь. Но вам нужна моя мама, а вы нужны ей. Я давно догадывалась об этом. Сегодня я поняла.

Б а р м и н (очень серьезно). У меня появилась надежда, что рано или поздно она согласилась бы быть со мной. Значат ли твои слова, что ты хочешь этому помешать?

Т о н я. Нет. Я сказала, что возненавижу ее, если она из оскорбленного самолюбия лишит меня такого замечательного отца. Если хотите, можете ее забирать. Но я остаюсь здесь. Федор Кузьмич для меня все равно что дедушка, родня.

Б а р м и н. Иногда ты говоришь как разумный, взрослый человек. Иногда несешь вздор. Неужели ты предполагаешь, что мама сможет оставить тебя? Между прочим, уже лет пять меня зовут работать в Иркутск. По здравом размышлении я решил: зачем мне из Москвы летать работать в Сибирь, если проще в этой Сибири жить?!

Т о н я. Вам бы тигроловом быть. Решили меня окружить, накинуть сеть и связать? Москва далеко, а Иркутск вот он — рукой подать. Куда же мне деться от вас?

Б а р м и н. Прости, Антонина, но я не собираюсь тебя укрощать. Ты сама сказала, что сделала все для моего примирения с мамой.