Не пытайся вспоминать, как все было, тебя охватывает лишь неуверенность и печаль. Не правда ли, будь откровенна, тебя охватывает лишь неуверенность и печаль? Это было так давно, и ты знаешь: годы не пощадили тебя. И вообще — что такое книжная полка? — ровно ничего. Подумай о чем-нибудь приятном. Ты помнишь Томми? Он был так мил, ты ему нравилась. Он говорил всегда: «Мы должны оберегать нашу бедную милую Звездоглазку, ей все славно, она верит всему, что ей говорят, она — наше маленькое помойное ведро, куда все бросают и для всего находится место…»
Стелла прервала ее:
— Пожалуй, не будем больше говорить о тех временах. Поговорим о том, что происходит именно сейчас. За стенами этого дома.
— Что ты имеешь в виду, говоря «за стенами этого дома»?
— Во всем мире, о великих переворотах, о всех бурных событиях, обо всем важном, что происходит все время, повсюду. Мы можем поговорить об этом.
Видя, что Ванда не понимает, она добавила:
— О том, что мы читаем в газетах.
— Я не выписываю газет, — сказала Ванда. — Стало быть, ты нравилась Томми. Ты нравилась всем моим друзьям; можешь мне поверить — ничего общего с состраданием в этом не было…
— Лифт! — воскликнула Стелла. — Он снова поднимается.
— Да, он снова поднимается.
— Ты ждешь кого-нибудь или боишься?
— Чего боюсь?
— Воров, Ванда, всех воров, что явятся и отнимут твои вещи!
Ванда пристально посмотрела на свою гостью и произнесла:
— Не будь ребенком! Сюда никто не явится.
Немного погодя она продолжала:
— Ты напоминаешь мне кое-кого, ну одну из тех, кого было жаль и кто приходил сюда, только чтобы поесть. Она ела и ела и никогда не произносила ни слова. Как забавно — она была похожа на тебя. Бедняга! Она всюду следовала за мной по пятам. И знаешь, что она сказала однажды. «Ты такая сильная, ты — словно ток высокого напряжения… С тобой идешь быстрее, с тобой живешь полной жизнью!» А потом она исчезла. Никто не знал куда, и никого это не интересовало… Стелла? Что с тобой? Тебе — нехорошо?
— Да… — ответила Стелла. — Мне нехорошо, у тебя есть аспирин?
— Конечно, сейчас… Прошу тебя, дружок, ляг на диван, хоть ненадолго. Да, да, я настаиваю на этом. У тебя ужасный вид, тебе необходимо отдохнуть. Ни слова. Обещай мне пойти к доктору, ведь это так просто!
Глубокий сон все ближе подкрадывался к Стелле, комната исчезла. Неотступный голос продолжал ближе шептать:
— Тебе хорошо? В этой комнате ты у себя дома, здесь можно забыться и расслабиться… Они приходят, они все приходят в мою комнату, они стоят за дверью, в ожидании, и я слышу их, и позволяю им войти, они все говорят и говорят… Заботы, заботы, заботы. Затем говорю я. Абсолютно откровенно, честно, ведь надо быть честной, не правда ли? Не надо говорить много, надо говорить обдуманно, верно? Но ты мерзнешь?! Подожди, я подоткну тебе одеяло, плотно-плотно… с головой… Нет, нет, позволь мне позаботиться о тебе — разве я не права, нужна смелость, чтобы быть честным?
Стелла закричала:
— Отстань от меня!
Но одеяло ползло по ее лицу, а голос продолжал:
— Я сказала ему, что я думаю, я сказала честно: она душит тебя, избавься от нее…
— Лифт! — закричала Стелла, и руки на миг ослабли.
Она вскочила и побежала. Ванда по-прежнему сидела на диване.
— Стелла? Что ты ищешь?
— Сумку, мою сумку!
Ванда засмеялась и заметила:
— Я, во всяком случае, ее не украла. |