Изменить размер шрифта - +
С ними и жены и свояченицы: губы тускло-малиновые, волосы завиты, бюстгальтер, кремовые чулки и лакированные туфли.

   Отличительный признак этой категории: на закате, когда край моря одевается мглой и каждого тянет улететь куда-то ввысь или вдаль, а позже, когда от луны ложится на воду ломкий золотой столб и волна у берега шипит и качается, эти сидят на лавочках спиною к морю, лицом к кооперативу и едят черешни.

* * *

 

   О голых уродах. Они-то самые умные и есть. Они становятся коричневыми, они понимают, что кожа в Крыму должна дышать, иначе не нужно и ездить. Нэпман ни за что не расстанется с брюками и пиджаком. В брюках часы и кошелек, а в пиджаке бумажник. Ходят раздетыми, в трусиках комсомольцы, члены профсоюзов из тех, что попал на отдых в Крым, и наиболее смышленые дачники.

   Они пользуются не только морем, они влезают на скалы Карадага, и раз, проходя на парусной шлюпке под скалистыми отвесами, мимо страшных и темных гротов, на громадной высоте на козьих тропах, таких, что если смотреть вверх, немного холодеет в животе, я видел белые пятна рубашек и красненькие головные повязки. Как они туда забрались?

   Некогда в Коктебеле, еще в довоенное время застрял какой-то бездомный студент. Есть ему было нечего. Его заметил содержатель единственной тогда, а ныне и вовсе бывшей гостиницы Коктебеля и заказал ему брошюру рекламного характера.

   Три месяца сидел на полном пансионе студент, прославляя судьбу, распотолстел и написал акафист Коктебелю, наполнив его перлами красноречия, не уступающими фернампинксам.

   "...и дамы, привыкшие в других местах к другим манерам, долго бродят по песку в фиговых костюмах, стыдливо поднимая подолы..."

   Никаких подолов никто стыдливо не поднимает. В жаркие дни лежат обожженные и обветренные мужские и женские голые тела.

Качает

 

   Пароход "Игнат Сергеев", однотрубный, двухклассный (только второй и третий класс), пришел в Феодосию в самую жару -- в два часа дня. Он долго был у пристани морагентства. Цепи ржаво драли уши, и вертелись в воздухе на крюках громаднейшие кубы прессованного сена, которые матросы грузили в трюм.

   Гомон стоял на пристани. Мальчишки-носильщики грохотали своими тележками, тащили сундуки и корзины. Народу ехало много, и все койки второго класса были заняты еще от Батума. Касса продавала второй класс без коек, на диваны. Кают-компания, где есть пианино и фисгармония.

   Именно туда я взял билет, и именно этого делать не следовало, а почему -- об этом ниже. "Игнат", постояв около часа, выбросил таблицу "отход в 5 ч. 20 мин." и вышел в 6 ч. 30 мин. Произошло это на закате. Феодосия стала отплывать назад и развернулась всей своей белизной. В иллюминаторе подуло свежестью...

   Буфетчик со своим подручным (к слову: наглые, невежливые и почему-то оба пьяные) раскинули на столах скатерти, по скатертям раскидали тарелки такие тяжелые и толстые, что их ни обо что нельзя расколотить, и подали кому бифштекс в виде подметки с синим картофелем, кому половину костлявого цыпленка, бутылки пива. В это время "Игнат" уже лез в открытое море.

   Лучший момент для бифштекса с пивом трудно выбрать. Корму (а кают-компания на корме) стало медленно, плавно и мягко поднимать, затем медленно и еще более плавно опускать куда-то очень глубоко.

   Первым взяло гражданина соседа. Он остановился над своим бифштексом на полдороге, когда на тарелке лежал еще порядочный кусок. И видно было, что бифштекс ему разонравился. Затем его лицо из румяного превратилось в прозрачно-зеленое, покрытое мелким потом.

   Нежным голосом он произнес:

   -- Дайте нарзану...

   Буфетчик с равнодушно-наглыми глазами брякнул перед ним бутылку.

Быстрый переход