Позже, в лучах фар: неясные формы, проносящиеся меж дюн, опустившиеся на лапы жующие одногорбые верблюды, охраняемый неподвижными мужчинами тент, собака, гонящая быков. Тяжесть опиума, шум морского отлива, вдалеке еле различима крепость, курган, остов судна, потерпевшего кораблекрушение. Потеря сознания.

               Ночь без сна, как выпадет жребий, в одной большой постели (родительская постель в спальне на четверых), рядом с ребенком. Его рука охраняет член, и малейшее движение моей руки заставляет напрячься все его тело, больше всего ранит меня его смех. Неприятное прикосновение жесткого одеяла в незастеленной постели (случай с соскальзываниями штанов, жертвами которого становимся Б. и я), нашествие тараканов.

               Заклятие пробуждения, горланящее ночью из репродуктора, вопли скряг, казнимых на вершинах минаретов, скрежет виселиц.

               Каждый вечер девственный ребенок прикрепляет, пытаясь уравновесить, к поднявшемуся члену все более и более тяжелые пачки бумаг. Их невозможно прочитать, в них нет никакой похабщины, на них вообще ничего не пропечатано, они были отмерены по миллиграммам веса абсолютно чистой бумаги. Кипы хранятся в особом футляре. Они могут дополнять друг друга, дабы увеличивать нагрузку, что будет сопротивляться эрекции. Ребенок говорит: «Когда я смогу носить Библию, я смогу заниматься любовью». Я бы хотел, чтобы однажды он нес на вставшем члене эту книгу раскрытой.

               Сегодня еще больше, нежели жара (я достаточно одет, чтобы от нее защититься, даже снова надел галстук), для меня невыносим свет, мне кажется, что он, минуя прорези глаз, сразу попадает мне в голову, зрачки бастуют. И невозможно смотреть на лицо ребенка, не чувствуя, как поднимается тошнота.

               Я оставил любимую розовую рубашку на последний день, но время обольщений прошло, настало время ностальгий, розовый подобает трауру.

               Дорога из Могадора в Агадир: Изабель снимается в Мексике, Тьери в Йере с Кристиной, Ивонн присоединилась к матери в Иерусалиме, Патрис должен быть в Берлине, когда я ложусь, с разницей во времени, Клер встает, чтобы идти в редакцию, Мишель перечитывает первые гранки своей бесконечной книги, Матье вернулся из Венеции накануне моего отъезда, и Филипп уедет в Москву в день моего возвращения, я обещал написать письмо Хансу Георгу, и у меня осталось всего четырнадцать часов, чтобы это сделать. Может быть, когда я вернусь, Сюзанн, как предсказывала, будет уже мертва, и я знаю, что мне не удастся даже вспомнить о том последнем мгновении, когда я видел ее живой. Почему мы все так далеко друг от друга?

               На обочине мальчишки хотят продать разрисованные в цвет незабудки комья земли. Черные мужчины бросаются под колеса белого человека, чтобы умолять об освобождении.

               Возвращение в Могадор за паспортом Б., который забыл у себя или притворился, что забыл, владелец гостиницы. На базаре, где мы покупаем яйца, хлеб и плавленый сыр для пикника, я случайно натыкаюсь на стопку газет многодневной давности.