Мы шли в течение нескольких часов. Он не собирал, не
показывал мне никаких растений. Он учил меня, однако,
"правильному способу ходьбы". Он сказал, что я должен слегка
подогнуть пальцы, когда я иду, для того, чтобы я мог
обращать внимание на дорогу и на окружающих. Он заявил, что
мой обычный способ ходьбы является уродующим, и что никогда
не следует ничего носить в руках. Если нужно нести
какие-нибудь вещи, то следует пользоваться рюкзаком или
заплечной сумкой, или заплечным мешком. Его идея состояла в
том, что заставляя руки находиться в определенном положении,
можно иметь большую выносливость и лучше осознавать
окружающее.
Я не видел причины спорить и подогнул пальцы так, как
он сказал, продолжая идти. Мое осознавание окружающего
нисколько не изменилось, то же самое было с моей
выносливостью. Мы начали нашу прогулку утром и остановились
отдохнуть после полудня. Я обливался потом и хотел напиться
из фляжки, но он остановил меня, сказав, что лучше
проглотить только один глоток. Он сорвал немного листьев с
небольшого желтого куста и пожевал. Он дал немного листьев
мне и заметил, что они прекрасны, а если я буду их медленно
жевать, то моя жажда исчезнет. Жажда не исчезла, но в то же
время я не чувствовал неудобств.
Он, казалось, прочел мои мысли и объяснил, что я не
почувствовал выгоды "правильного способа ходьбы" или же
выгоды от жевания листьев, потому что я молод и силен, а мое
тело ничего не замечает, потому что оно немного глупо.
Он засмеялся. Я не был в смешливом настроении, и это,
казалось, позабавило его еще больше. Он поправил свое
предыдущее заявление, сказав, что мое тело не то чтобы на
самом деле глупое, но оно как бы спит.
В этот момент огромная ворона пролетела прямо над нами
с карканьем. Это меня испугало, и я начал смеяться. Я думал,
что обстоятельства требуют смеха, но, к моему великому
удивлению, он сильно встряхнул мою руку и заставил меня
замолчать. У него было крайне серьезное выражение.
- Это была не шутка, - сказал он жестко, как если бы я
знал, о чем он говорит. Я попросил объяснения. Я сказал ему,
что это неправильно, что мой смех над вороной рассердил его,
в то время, как мы ранее смеялись над кофеваркой.
- То, что ты видел, была не просто ворона! - воскликнул
он.
- Но я видел ее, и это была ворона, - настаивал я.
- Ты ничего не видел, дурак, - сказал он грубым
голосом.
Его грубость была беспричинной. Я сказал ему, что я не
люблю злить людей, и, может быть, будет лучше, если я уйду,
поскольку он, видимо, не в настроении поддерживать компанию.
Он неудержимо расхохотался, как если бы я был клоун,
разыгрывающий перед ним представление. |