Грэхем решительно выпил еще бренди. В кабаре заходили новые посетители; Сергей радушно встречал каждого, а едва тот отворачивался, незаметно делал знаки официанту — неприятное мелкое напоминание, что кабаре «Ле Жоке» существует не для удовольствия гостей, а для извлечения денег.

Повернув голову, Грэхем увидел, что Копейкин танцует со стройной смуглокожей девушкой. Она постоянно улыбалась, показывая большие зубы; вечернее платье из красного атласа болталось на ней, будто сшитое на фигуру покрупнее. Копейкин не давал ей прижиматься к себе и все время что-то говорил; несмотря на полноту, он — единственный из танцующих — держался естественно и непринужденно. Бывший владелец борделя, он чувствовал себя сейчас в своей тарелке.

Когда музыка стихла, Копейкин подвел девушку к столику.

— Это Мария, — представил он ее. — Арабка. А ведь не скажешь по ней, верно?

— Верно.

— Она немного болтает по-французски.

— Enchanté, Mademoiselle.

— Месье. — Голос прозвучал неожиданно хрипло, но улыбалась она открыто и приветливо.

— Бедное дитя! — промолвил Копейкин тоном гувернантки, которая надеялась, что ее подопечный не осрамится перед гостями. — Только что оправилась от болезни горла. Но она очень милая и воспитанная. Assieds-toi, Мария.

Она уселась рядом с Грэхемом:

— Je prends du champagne.

— Oui, oui, mon enfant. Plus tard, — неопределенно отвечал Копейкин. — Она получит добавочную плату, если мы закажем шампанское, — заметил он Грэхему и налил Марии немного бренди.

Та без возражений подняла бокал к губам и сказала:

— Skal.

— Думает, вы швед, — объяснил Копейкин.

— Почему?

— Она любит шведов, вот я и представил вас как шведа. — Копейкин усмехнулся. — Так что не говорите, будто турецкий представитель ничего не делает для компании.

Снова заиграла музыка. Мария, слушавшая их с непонимающей улыбкой, спросила у Грэхема, не хочет ли он потанцевать.

Танцевала она недурно — он даже почувствовал, что и сам хорошо танцует, поэтому слегка повеселел и пригласил ее второй раз. Теперь она крепко прижималась к Грэхему. Из-под красного атласа на плече выбилась грязная лямка; аромат духов не заглушал запаха разгоряченного тела. Мария начинала надоедать.

Она завязала разговор. Знаком ли Грэхем со Стамбулом? Бывал ли здесь раньше? А в Париже? А в Лондоне? Ему повезло. Она там никогда не бывала. Но хотела бы. И в Стокгольме тоже. Много ли у него друзей в Стамбуле? Она спрашивает, потому что господин, который зашел следом за ним и его другом, кажется, знает Грэхема. Все время на него смотрит.

Размышляя, скоро ли удастся уйти, Грэхем вдруг понял, что она ждет ответа.

— Кто все время смотрит? — отозвался он, зацепившись за последнюю реплику.

— Отсюда не видно. Господин за стойкой бара.

— Он, конечно, глядит на вас. — Ничего другого на ум не пришло.

Но Мария казалась серьезной:

— Нет, месье. На вас. Тот, у которого в руке платок.

Танцуя, они достигли места, откуда был виден бар. Человек сидел на стуле; перед ним стоял стакан вермута.

Это был низкорослый тощий человек с глупым лицом — костлявым, скуластым, с большими ноздрями и толстыми губами, сжатыми так плотно, будто у него болели десны или он изо всех сил старался побороть гнев. Из-за бледности кожи маленькие, глубоко посаженные глаза и жидкие курчавые волосы выглядели особенно темными. На нем были мятый коричневый костюм с подложенными плечами, мягкая сорочка почти без воротника и новый серый галстук.