— Банковское дело! — рассуждал Матис. — Что оно как не обычное ростовщичество? Банкиры — ростовщики, процентщики. Но поскольку они одалживают всем деньги — чужие или те, которых вообще не существует, — их называют красивым словом. И все же они — ростовщики. Когда-то это был смертный грех, постыдное, преступное занятие; ростовщиков сажали в тюрьму. Теперь такие люди — земные боги, а единственный смертный грех — бедность.

— На свете так много бедных, — печально изрек мистер Куветли. — Это ужасно!

Матис нетерпеливо дернул плечами.

— Будет еще больше, пока не кончится война. Тут уж можете на меня положиться. Многие станут завидовать солдатам: солдат по крайней мере кормят.

— Всегда он мелет чепуху, — вставила мадам Матис. — Всегда-всегда. Но как только возвратимся во Францию — все будет иначе. Его друзья не станут слушать так вежливо. Банковское дело! Да что он понимает в банках?

— Ха! Банкирам только и надо, чтобы все думали, как ты: банковское дело — загадка, простым смертным его не постичь. — Матис саркастически рассмеялся. — Если у кого-то два плюс два равняется пяти, тут и впрямь большая загадка. — Он воинственно повернулся к Грэхему: — Владельцы международных банков — вот настоящие военные преступники. Пока другие убивают, они сидят по своим офисам, невозмутимые и хладнокровные, да зарабатывают на этом деньги.

— Признаться, — произнес Грэхем, судорожно придумывая ответ, — единственный владелец международного банка, которого я знаю, — задерганный язвенник. До невозмутимости ему далеко. Наоборот, вечно жалуется на жизнь.

— Именно! — торжествующе согласился Матис. — Тут целая система. Я вам сейчас объясню…

И он стал объяснять. Грэхем поднял четвертый стакан виски с содовой. Он играл в бридж с Матисами и мистером Куветли уже давно и успел от них устать. Жозетту он видел с утра всего однажды: она остановилась у карточного столика и кивнула. Грэхем принял это как знак, что известие о богатстве Баната заинтересовало Хозе и что вечером удастся безопасно проникнуть к Банату в каюту.

Мысль о предстоящем попеременно то радовала, то пугала. Временами план казался безотказным: Грэхем войдет в каюту, возьмет пистолет, вернется к себе, выкинет пистолет в иллюминатор — и гора свалится с плеч; можно будет спокойно подняться в салон. В следующую минуту, однако, начинали грызть сомнения. Слишком уж просто. Банат, может, и безумец, но не дурак. Нельзя недооценивать человека, который зарабатывал на хлеб подобным ремеслом, до сих пор оставаясь в живых и на свободе. Вдруг он догадается, чего задумал Грэхем, вдруг оставит Хозе посреди игры и спустится в каюту? Вдруг Банат подкупил стюарда и поручил тому присматривать за каютой — наврав, будто хранит там ценные вещи? Вдруг… Но что еще оставалось делать? Ждать сложа руки, пока Банат выбирает удобный случай для убийства? Легко полковнику Хаки говорить, что помеченной жертве надо всего лишь защищаться; только чем себя защитить? Когда враг так близко, как сейчас Банат, лучшая защита — нападение. Ну конечно! Все, что угодно, лучше, чем просто ждать. А план вполне может сработать. Именно такие простые планы и срабатывают. Банату с его самомнением никогда не придет в голову, что в игру с похищением пистолетов могут играть двое, что беззащитный кролик тоже способен укусить. Скоро противник узнает, как ошибался.

Вошли Жозетта и Хозе с Банатом. Хозе, по-видимому, старался держаться любезно.

— …нужно сказать, — закончил речь Матис, — лишь одно слово: Брие! И все станет ясно.

Грэхем осушил стакан.

— Несомненно.