|
Запах этот не поддается никакому описанию: пока я снимал с оленя шкуру, которая теперь выставлена в Зоологическом музее, меня несколько раз тошнило. Я завернул шкуру в шелковый платок и так понес ее домой; после того как платок был тщательно выстиран, я постоянно им пользовался, и его, конечно, не раз стирали; но в течение года и семи месяцев всякий раз, развертывая платок после стирки, я явственно различал запах. Вот удивительный пример устойчивости вещества, которое, однако, по своей природе должно быть чрезвычайно летучим и нестойким. Часто, проходя на расстоянии полумили от стада с подветренной стороны, я замечал, что весь воздух заражен этими испарениями. По моему мнению, запах самца всего сильнее в то время, когда его рога вполне развились, т. е. освободились от покрывавшей их волосистой кожи. В это время мясо его, конечно, совершенно негодно в пищу; но гаучосы утверждают, что если его на некоторое время зарыть в сырую землю, то зловоние пропадает. Я читал где-то, что жители островов на севере Шотландии поступают таким же образом с вонючим мясом птиц, питающихся рыбой.
Отряд грызунов (Rodentia) здесь очень богат видами: одних мышей я собрал не менее восьми форм. Здесь распространен и самый крупный в мире грызун — Hydrochoerus capybara (водосвинка). Одно из этих животных, которое я застрелил около Монтевидео, весило 98 фунтов [45 кг]; длина его, от конца морды до тупого, словно обрубленного, хвоста, равнялась 3 футам 2 дюймам, а туловище в обхвате имело 3 фута 8 дюймов. Эти большие грызуны иногда посещают острова в устье Ла-Платы, где вода совсем соленая, но гораздо больше их водится по берегам пресных озер и рек. Близ Мальдонадо они обыкновенно живут группами — по три или по четыре животных совместно. Днем они либо лежат среди водяных растений, либо открыто пасутся на поросших травой равнинах **. Издали, по своей походке и цвету они напоминают свиней; но, сидя на задних лапках и внимательно следя одним глазом за каким-нибудь предметом, они становятся вполне похожими на своих сородичей — морских свинок и кроликов. Спереди и сбоку голова их из-за вытянутых далеко назад челюстей выглядит довольно нелепо. В Мальдонадо эти животные были очень доверчивы: подвигаясь осторожно, я подошел на расстояние в три ярда к четырем старым водосвинкам. Эту доверчивость можно, вероятно, объяснить тем, что несколько лет назад ягуары были изгнаны отсюда, а гаучосы считают, что охота за водосвинками не стоит потерянного времени. Пока я подходил к ним все ближе и ближе, они часто издавали особый, свойственный им звук — слабое отрывистое является не столько звуком в обычном понимании, сколько шумом, производимым, вероятно, резким выталкиванием воздуха; единственное, что мне вообще приходилось слышать в этом роде, — это хриплое урчание, которое испускают большие собаки, собираясь лаять. Несколько минут я стоял почти на расстоянии вытянутой руки от четырех водосвинок и смотрел на них (а они на меня), после чего они с величайшей стремительностью ринулись в воду, издавая в то же время свое похрюкиванье. Пробыв немного времени под водой, они снова показались у поверхности, высовывая, однако, одну только верхнюю часть головы. Говорят, что, когда самка плавает с детенышами, они сидят у нее на спине. Можно без труда убить множество этих животных, но шкурки их почти ничего не стоят, а мясо весьма посредственное. Ими необычайно изобилуют острова на Паране, где они служат неизменной добычей ягуаров. Тукутуко (Ctenomys brasiliensis) — любопытное маленькое животное, которое можно кратко охарактеризовать как грызуна с повадками крота. В некоторых местностях страны их чрезвычайно много, но раздобыть их трудно: мне кажется, они никогда не выходят из-под земли. У входа в свою норку тукутуко, как и крот, насыпает кучки земли, но только меньших размеров. Значительные пространства в стране, сплошь подрыты этими животными, так что лошади, проходя там, проваливаются выше щеток. По-видимому, тукутуко живут в какой-то мере Обществами: человек, который доставал их для меня, поймал сразу шесть экземпляров и говорил, что это обычное явление. |
