Как говорил мне этот видный натуралист, ежедневные кровопролития в Южной Африке должны быть поистине ужасающи! Признаюсь, что ив самом деле поразительно, каким образом может найти себе пропитание такое количество животных в стране, производящей так мало пищи. Более крупные четвероногие, без сомнения, бродят по пустынным просторам в поисках пищи, которая и состоит главным образом из кустарника и молодых деревьев, содержащих, вероятно, в малом объеме много питательных веществ. Д-р Смит сообщает мне также, что развитие растений там идет очень быстро: не успеют животные поесть и части растительности, как на месте съеденной уже вырастает свежая. Несомненно, однако, что наши представления о количестве пищи, которое необходимо крупным четвероногим, сильно преувеличены; напомним, что в верблюде, животном отнюдь не малых размеров, всегда видели символ пустыни.
Представление, будто там, где водятся крупные четвероногие, обязательно должна быть пышная растительность, еще более интересно потому, что и обратное соотношение далеко от истины. М-р Бёрчелл говорил мне, что при первом знакомстве с Бразилией ничего не поразило его так сильно, как великолепие южноамериканской растительности, представляющей такой контраст с южноафриканской, и при этом — отсутствие каких бы то ни было крупных четвероногих. В своих «Путешествиях» он высказывает мысль, что было бы чрезвычайно любопытно сравнить относительный вес (если бы имелось достаточно для того данных) равного числа крупнейших травоядных четвероногих в обеих странах. Если мы возьмем, с одной стороны, слона, бегемота, жирафу, кафрского буйвола, оленебыка, три, а может быть и пять видов носорога, а с другой стороны (для Америки), двух тапиров, гуанако, трех оленей, вигонь, пекари, водосвинку (после чего нам, чтобы сравнять счет, осталось бы взять одну из обезьян) и затем поставим обе группы рядом, то трудно представить себе большее несоответствие размеров. Вышеприведенные факты заставляют нас прийти к выводу вопреки вероятности прежних высказываний, что в отношении млекопитающих не существует никакой тесной связи между размерами видов и количеством растительности в стране, где они обитают.
Что касается количества крупных четвероногих, то на земном шаре положительно не существует такого места, которое выдержало бы сравнение с Южной Африкой. После приведенных выше различных данных крайне пустынный характер этой области не оставляет никакого сомнения. В европейской области мы должны вернуться к третичным эпохам для того, чтобы найти в отношении млекопитающих положение вещей, сходное с тем, какое существует в наши дни на Мысе Доброй Надежды. Но и те третичные эпохи, в которых мы склонны предполагать изумительное изобилие громадных животных, — ибо в некоторых местах мы находим остатки, накоплявшиеся на протяжении ряда веков, — едва ли могут похвастать более крупными четвероногими, чем в настоящее время Южная Африка. Строя те или иные предположения о состоянии растительности в те отдаленные эпохи, мы обязаны по крайней мере настолько считаться с ныне существующими аналогичными условиями, чтобы не настаивать на безусловной необходимости пышной растительности, имея перед глазами пример Мыса Доброй Надежды, где положение вещей совершенно иное.
Нам известно, что крайние области Северной Америки на расстоянии многих градусов за границей той зоны, где земля на глубине нескольких футов пребывает в состоянии вечной мерзлоты, покрыты лесами с крупными, высокими деревьями. Точно так же в Сибири леса из березы, пихты, осины и лиственницы растут под такой широтой (64°), где средняя температура воздуха падает ниже точки замерзания и где земля промерзла до такой степени, что прекрасно сохраняет трупы попавших туда животных. Если исходить из одного только количества растительности, то ввиду всех этих фактов нам придется согласиться, что огромные четвероногие более поздних эпох третичного периода могли жить в большей части северной Европы и Азии в тех самых местах, где находят в наши дни их остатки. |