Значит, жив?! Только все равно будут судить меня за убийство. Покушался на человека — никуда не денешься.
Застукал меня Ефрем на месте. Лося я как раз свежевал… Разозлился он, будто из его хлева увел. Аж позеленел весь, Ефрем-то. Думаю, что ты за человек, больше всех тебе надо — тайги, что ли, мало на всех? Хотел припугнуть, я ведь меткий, стрельнул мимо него, а он как раз в эту сторону отшатнись… Смотрю — упал бездыханный… Ну, думаю, конец! И Ефрему конец, и мне конец!.. Бросил того лося, а Ефрема отнес на опушку… Под сосной положил… Жалко мне стало Ефрема. Он был мертв. Не понимаю, как он оживел? Посмотри, не идет лесничиха?
Я вышла взглянуть. На вершине горы стояли три крохотных человечка — все-таки далеко! Я снова вернулась в избу и тоже села на скамью. У меня ноги подкашивались.
— Что я за парень? Изварначился весь, — снова заговорил Харитон. — Сижу тут один, как волк, и маракую, как быть? По кривой дороге я пошел. Теперь не свернуть. Тюрьма — неминучее дело. Мать-то похоронили?
— Похоронили. А откуда ты знаешь, что она умерла?
— Люди добрые сказали. Помог мне тут один кореш, на моторной лодке подбросил.
— Василий приезжал…
— Братуха, да ну? Эх, не довелось встретиться!
— Хочешь, напиши ему письмо… у меня есть карандаш и бумага.
— Не могу… Сама напиши ему.
— Напишу. Но что же ты будешь делать дальше?
Я стала уговаривать этого непутевого парня ехать с нами, добровольно явиться в милицию. Но он отказался ехать. Из-за Марии Кирилловны…
— Что ж ты будешь делать? — упавшим голосом спросила я. Харитон задумчиво смотрел на меня.
— Нет ли у тебя хлебца? — неожиданно попросил он. У меня, что называется, сердце перевернулось.
— Есть. Там остался. Сейчас принесу. — Я бросилась к месту нашего привала и забрала все, что у нас было с собой из провизии: хлеб, жареная рыба, вареные яйца, оладьи, кусок копченого медвежьего окорока. Харитон стал с жадностью есть.
— Чем же ты питался все это время? — с острой жалостью спросила я.
— Охочусь. Соли-то я с собой взял, пока тянется, а вот хлеб давно вышел.
Пока он ел, я опять выскочила на улицу. На горе уже никого не было: наши спускались. Я сказала ему об этом.
— Спрячусь в кусты! — заторопился он. Я даже разозлилась.
— И долго ты в кустах будешь сидеть?
— Нет… Пока вы уйдете.
— А потом?
— Буду пробираться на Вечный Порог. Там объявлюсь.
— Почему не домой?
— Тут же ближе!
— А-а!
Я заторопилась. Прощаясь, я велела ему прийти ночью к устью Забияки и ждать моего сигнала — два раза свистну.
— А ты умеешь свистеть? — Первый раз улыбнулся Харитон.
— Еще как! Жди меня, когда все уснут, вынесу тебе хлеба, муки, масла и сахара.
— А как же вы?
— Марк еще привезет. |