Мы поднялись. Мелькнули растерянные, встревоженные лица моих товарищей и исчезли. Какой гул стоял в вертолете! Ничего не слышно, кроме этого гула.
Я села в кабине пилота, рядом с Марком. Косо накренилась и выпрямилась Ыйдыга, потом осталась справа. Вертолет шел вдоль дымовой стены, Марк пока обходил пожар. На фоне чисто вымытых стекол четко выделялся профиль Марка. Марк не смотрел на меня. Может, рассердился? К руднику мы подлетели с другой стороны, сделав огромный круг. Теперь огонь шел нам навстречу. Это был почти слепой полет: дым заволок все пространство между землей и видимым небом. Но время от времени ветер раздувал дым, и тогда явственно выступали бронзовые сосны, охваченные пламенем. Вдруг треснуло и посыпалось стекло в кабине, и к нам ворвался дым.
На бреющем полете Марк пронесся над рудником. Избы еще не горели. Но уже занимались старые лиственницы на задах. Марк первый раз повернулся ко мне и покачал головой. Лицо его было озабоченно и серьезно. Опять и опять пролетал он над заросшими кустарником и травой улицами. Пустынно и страшно было на руднике. Запустение, озаренное алым отсветом пожара.
Вертолет пронесся совсем низко над высокой каменистой горой, куда взбирались наши смотреть лесные дали. Клубы дыма, заволакивающие гору, рассеялись на миг, и я увидела на самой вершине крохотную фигурку человека, машущего руками.
— Харитон! — закричала я, вскакивая.
Но теперь дым стлался сплошной пеленой, и Марк никак не мог найти площадку для приземления. Пожар бушевал рядом, постепенно обходя лысую, каменистую гору. Стланик, которым поросли склоны, уже тлел, кое-где вспыхивая ослепительным красно-желтым пламенем и рассыпая ослепительные, как от электросварки, искры.
Все же Марк ловко поймал первое же прояснение и повис над горой. Приземляться нам было опасно. По знаку Марка я спустила капроновую лестницу. Когда мы летали вместе с профессором, я из озорства несколько раз спускалась по капроновой «ленте» на землю. Ведь я хорошая спортсменка. И вот теперь это пригодилось в тяжелый момент.
Через несколько минут Харитон, тяжело дыша, с обожженными легкими, в тлеющей одежде, взобрался в вертолет и рухнул на пол. По всем правилам, я быстро забрала лестницу и прихлопнула дверь. Потом наклонилась над Харитоном. Он был в сознании, но совершенно обессилел. Лицо его распухло, закоптилось и приняло багровый оттенок. Он посмотрел на меня, как будто хотел улыбнуться, но вместо того в изнеможении закрыл глаза. Рубаха его дымилась, и я сорвала ее и затоптала ногами тлеющий огонь. Моментами делалось совсем темно — мы летели в сплошном дыму.
Вдруг вертолет бросило в сторону, перевернуло, закрутило…
Страшная сила словно переломила меня пополам. Дальше я ничего не помню.
…Когда я открыла глаза, надо мной, неуклюже наклонясь, стояли четверо космонавтов. Они были в синих и серых скафандрах, с блестящими щитками вокруг колен и туловища. На головах мерцал ребристый шлем. Прозрачные забрала были подняты на лоб. Космонавты молча смотрели на меня.
Я хотела спросить, где я, где Марк и Харитон, но мне стало чего-то жутко. Потом — боль, и я опять ничего не помню.
10. НАЙДЕМ ЛИ РАДОСТЬ?
В бреду меня преследовал один и тот же сон. Будто Василию угрожает опасность, я хочу его догнать и предупредить, а он идет себе не зная. Он пробирается заболоченным лесом, захламленными вырубками, я спешу за ним. Зову его: Василий, Василий! Он приостанавливается, смотрит по сторонам, как бы прислушиваясь, откуда зов. |