— Покажешь экспозицию?
— С превеликим удовольствием.
— С чего начнем?
— С библиотеки.
— Хочешь сказать, что книги…
— Да. И очень многие. Я бы даже сказал, что большинство книг написаны идиотами.
— Тогда почему их читают?
— Их считают мудрецами. Тогда как мудрецов считают идиотами.
— По-твоему среди известных людей не было ни одного действительно разумного человека?
— Были, но от них сначала постарались быстро избавиться, а потом правильно подкорректировали образ. Так Иисус стал Богом, Сократ моралистом, а Лао-Цзы философом.
— Не слишком ли ты категоричен?
Вместо ответа Ли весело подмигнул.
— Кстати, для философии выделен отдельный зал, — сообщил он.
— Почему? — удивилась Машенька.
— Философские труды во многом глупее женских романов. Романы, по крайней мере, сознательно пишутся для развлечения и увеселения, тогда как философские труды… Люди строят теории ни на чем, причем теории глобальные: о происхождении всего, у сути вещей и явлений, о смысле жизни и цели бытия… Философ — это тот, кто совершенно серьезно делает утверждения о том, о чем понятия не имеет. Есть, конечно, весьма приятные исключения.
Следующим был зал Священных писаний.
— Религия — опиум для народа?
— Не то слово. Но выставка посвящена непосредственно «священным» текстам. Тут собраны Писания со всего мира. Обязательно почитай на досуге. Читаешь и диву даешься, как взрослые люди способны верить в эту чушь! Надо быть конченым идиотом…
— Или зомби.
— Это одно и то же. Причем люди сами стараются зомбировать себя как можно сильнее.
— На что только не идут люди, чтобы иметь счастье никогда не задумываться своей головой.
— Думать надо не головой.
— А чем?
— Ничем.
Они довольно бегло просмотрели залы, посвященные нравственности и Науке с большой буквы.
— А это последняя, моя любимая часть выставки, — сказал Ли перед залом знамен.
Сразу за дверью, так, чтобы первым бросался в глаза, висел плакат:
«Отношение к знаменам можно по праву считать верхом человеческой глупости, которая делает окрашенный кусок материи чем-то в несколько раз более ценным, чем человеческая жизнь, или даже человеческие жизни. Максим Максимович»
— Что еще за Максим Максимович?
— Скоро узнаешь.
Подглава 2
Машенька медленно возвращалась из сна. Она любила просыпаться медленно, так, чтобы задержаться еще в полудреме, завершить сновидение, затем просто полежать с закрытыми глазами, понежиться, ощутить, как пробуждение проходит по телу приятной волной. Затем она открывала глаза, сладко потягивалась, и только после этого вставала с постели.
Ли всегда вставал раньше нее. Бесшумный, как тень, он незаметно ускользал из любовного гнездышка и до завтрака (завтракали они вдвоем) занимался своими музейными делами.
Машенька заканчивала потягушеньки, когда громко хлопнула дверь в спальню. Судя по звуку шагов и приглушенному гулу голосов, в комнату вошло человек 10.
«Что за херня?» — выругалась (не вслух) Машенька и укрылась одеялом. Она всегда спала обнаженной: сну предшествовали любовные утехи и радости.
— А это, дамы и господа, действующая спальня Максима Максимовича, — услышала Машенька голос одного из обманов, — Максим Максимович, в силу своего величия, уже встал. Его в спальне нет. Зато вы можете лицезреть, как спит его супруга Мария Максимовна — сама нежность и грация. |