Ночь провели мы въ домъ англійскаго консула. Добрый старикъ отдалъ намъ всѣ свои тюфяки; мы улеглись на полу, а леди прикорнули вокругъ насъ на диванахъ. Что касается до меня, я надѣялся видѣть золотые сны, въ родѣ Альнаскаровыкъ; но, чу! маленькій комаръ загудѣлъ на своей волторнѣ; вспрыгнула дѣятельная блоха, съ злобнымъ намѣреніемъ: попробовать христіанской крови (восточныя блохи кусаются несравненно больнѣе нашихъ), и клопъ… ажъ, проклятый! Неужели назначеніе его заключается въ томъ только, чтобы кусать человѣка? Одинъ Больверъ, своимъ патетическимъ слогомъ, могъ бы описать приключенія этой несчастной ночи, ознаменованной шумомъ, стономъ, проклятіями и позорнымъ униженіемъ человѣчества! Я слышалъ пѣніе пѣтуховъ, крикъ дѣтей, которыхъ убаюкивали матери, и ржаніе бѣдныхъ лошаковъ при нужномъ свѣтѣ; наконецъ услыхалъ я стукъ копытъ и оклики вожатыхъ. Было три часа: лошади дѣйствительно пріѣхали. Ослы, мулы, вьючныя сѣдла и погоньщики — все это перемѣшалось при лунномъ свѣтѣ, посреди живописной улицы. Такъ-то провелъ я первую ночь въ Сиріи.

XI

Кавалькада. — Устройство поѣзда. — Турниръ. — Рамле. — Путевые эскизы. — Встрѣчи. — Абу-Гошъ. — Ночь передъ Іерусалимомъ

Болѣе часа времени потребовалось на приведеніе въ порядокъ нашего каравана. Для удобства всадниковъ, надобно было пересѣдлать лошадей; дамы усѣлись на носилкахъ, впереди и сзади которыхъ были запряжены два черныхъ мула, при каждомъ изъ нихъ находился грумъ, и съ боку шелъ высокій, чрезвычайно добрый на взглядъ, смуглолицый парень, который не давалъ паланкину раскачиваться и предлагалъ свою спину вмѣсто подножки, когда садились въ экипажъ или намѣревались изъ него выдти. Эти три молодца, выдержанные постомъ, прошли около сорока миль, въ продолженіе четырнадцати часовъ, по дурной дорогѣ, легко и быстро, не теряя ни на минуту веселаго расположенія духа. Во время пути раза два напились они воды, и только этимъ преступили правило, предписанное закономъ; но отъ хлѣба и отъ всего, что мы предлагали имъ по съѣдобной части, они отказались рѣшительно, и шли такъ бодро, что верблюды могли бы имъ позавидовать. Какой урокъ терпѣнія для поль-мольскихъ Сарданапаловъ, которымъ рыхлые диваны клуба кажутся все еще недовольно мягкими!

Еслибъ вздумалось мни писать на досугѣ сонеты, я постарался бы выразить въ четырнадцати строкахъ тѣ чувства, которыя волновали меня, когда сидѣлъ я на высокомъ турецкомъ сѣдлѣ, съ плетеною изъ бумажныхъ шнурковъ уздою, парою стремянъ, въ родъ двухъ лопатъ, и съ безчисленными бусами, бляхами и кисточками на сбруи, готовясь на лихомъ скакунѣ въѣхать въ таинственную сферу сирійской жизни. Каковы должны были казаться мы при лунномъ свѣтѣ? Ручаюсь, что такую лошадь и такого сѣдока не часто видите вы въ Лейстерширѣ. Стремена чрезвычайно коротки; грубые ремни рѣжутъ ноги, и вы сидите на конѣ, словно на башнѣ, упасть съ которой очень нетрудно. Неопытному ѣздоку не мѣшаетъ, для безопасности, класть палку или зонтикъ поперегъ осгроконечнаго сѣдла, чтобъ не пролетѣть по-крайней-мѣрѣ черезъ шею лошади. Я нашелъ это средство весьма удобнымъ при спускѣ съ горъ и рекомендовалъ его добросовѣстно смиреннымъ пилигримамъ, которыхъ встрѣтилъ въ городѣ.

Мы, мирные люди, не подражали другимъ, болѣе воинственнымъ путешественникамъ, и не обвѣсили поясовъ своихъ ятаганами и пистолетами. Происшествіе, разсказанное намъ въ Іерусалимѣ, можетъ служить урокомъ для пилигримовъ, которые любятъ украшаться оружіемъ. Почтенный Гогэнъ Эрмеръ, недавно совершившій путешествіе по Востоку, носилъ на поясѣ двѣ пары пистолетовъ такой превосходной отдѣлки, что одинъ шейхъ изъ окрестностей Іерихона, прельстясь ими, ограбилъ его начисто. Не знаю, разсказалъ ли Эрмеръ эту исторію друзьямъ своимъ, по возвратѣ на родину.

Въ дополненіе къ этому, можно упомянуть о другомъ случаѣ. Знаменитый ирландскій перъ, лордъ Ольджентъ, отличившійся во время службы своей въ Бокингэмширскихъ Драгунахъ, хотѣлъ заплатить что-то въ родѣ подати іерихонскому шейху, какъ вдругъ явился другой шейхъ и началъ доказывать, что онъ-то и есть настоящій губернаторъ Іерихона.