— Нет, нет, я не племянник старого Цирса, и одеяла мне не нужны! Я здесь только переночую и отправлюсь дальше! Скажи только, где можно остановиться?

Попутчик Сони сразу умолк, всю его разговорчивость словно ветром сдуло. Он сплюнул себе под ноги и до самых ворот больше не проронил ни слова.

Войдя в селение, он повернул налево, а Соня, непонятно почему разозлившись, направила лошадь прямо.

— Эй! — раздался ей вслед знакомый хрипловатый голос. — Поезжай к источнику, там постоялый двор. Дом с голубятней, это он самый и есть! — И, окинув девушку на прощание мрачным взглядом, хмурый попутчик скрылся за щелястой калиткой.

Где-то рядом брякнула щеколда, и высокая женщина с большим глиняным кувшином пошла вперед, метнув на девушку быстрый взгляд из-под темного покрывала. Соня медленно поехала следом. Ей навстречу попадались женщины, молодые и старые, одетые в невзрачные платья, с такими же темными покрывалами, скрывающими волосы. Они шли, придерживая на плече тяжелые посудины и неприветливо поглядывая на одинокого всадника. «Ну и местечко! — подумала Соня, невольно поторопив лошадь. — Что это они все на меня косятся, будто заранее видят во мне врага?! Ладно, переночую здесь, спрошу дорогу, и — прощай, Хариффа!»

Она больше не обращала внимания на недобрые лица поселянок, направляясь к небольшой площади в центре селения, откуда слышались громкие голоса и блеяние коз. Животные сгрудились у желоба, наполненного водой, и этот край площади казался покрытым шевелящимся белым ковром.

Хариффа, Хариффа! Да ведь это название Соня не раз слышала в доме отца, и как она могла забыть! Знаменитая харифская шерсть! Так вот откуда привозили тюки тончайшей, легкой, как пух, белой шерсти, которую отец с большой выгодой для себя продавал потом заезжим купцам!

Поймав себя на том, что опять унеслась мыслями в прошлое, Соня спешилась и, взяв Подружку под уздцы, пошла к источнику. Селянки, только что со смехом судачившие у края большого шестигранного колодца, почти доверху наполненного прозрачной водой, тут же начали поспешно расходиться. Мальчишки, присматривавшие за козами, сбились в испуганную стайку и отошли подальше. Сердясь и недоумевая, Соня напоила лошадь, напилась сама и оглянулась, ища глазами дом с голубятней.

Все дома вокруг были похожими, как братья-близнецы или как эти козы, что столпились у желоба. Сложенные из серых плит ноздреватого камня, крытые простыми глиняными плитками, отдаленно напоминавшими черепицу, они, казалось, выглядывали из-за низких каменных оград с истинно деревенским любопытством и простодушием. И только один дом, полускрытый пышной кроной раскидистого вяза, несколько отличался от остальных. Такой же приземистый, он был по меньшей мере втрое длиннее любого из них. На широких деревянных воротах виднелась прибитая старая подкова и болтался клок белой шерсти, стянутый пестрым витым шнуром, — знак ночлега и торговых сделок.

Обойдя коз, глазевших на нее значительно приветливее, чем мальчишки, стоявшие поодаль, Соня подошла к воротам. Теперь она видела и голубятню: невысокую башенку с деревянным верхом, прилепившуюся в углу двора. Стайка голубей, золотисто-розовых в лучах заходящего солнца, делала круги над Хариффой, испуганно шарахаясь от длинного шеста с развевающимися полосками ткани, которым размахивал, стоя на крыше, долговязый подросток.

Девушка толкнула приоткрытую створку и вошла. Солнце еще освещало коньки крыш и невысокие трубы дымоходов, зато здесь, во дворе, окруженном хозяйственными постройками и хлевами, было уже по-вечернему прохладно. Немолодой слуга, увидев гостя, поспешно загнал в сарай последних коз и закрыл щеколду. Прихрамывая, он подошел к Соне и молча взял повод. Покосившись на притороченный к седлу гирканский лук и колчан со стрелами, мужчина повел лошадь к конюшне.