|
— Ты мне, кажется, ребро сломал! — пожаловался он, ощупывая грудь. — Извини, — буркнул белокосый. Ему ночная история обошлась в несколько синяков, царапин и дырок на одежде. Внешне. — Ишь какое красивое слово ты знаешь! — восхитился Жар. — А можно еще раз? Слушал бы и слушал. Альк сказал другое, некрасивое. Вор не обиделся. Но еще долго, выжидательно глядел на белокосого, наконец не выдержав: — Ты как? — Что? — неубедительно переспросил саврянин, не отрывая взгляда от меча. — Чувствуешь себя как? — Хорошо. — А кем? — вкрадчиво уточнил Жар. Альк раздраженно на него уставился: — Что, вы меня теперь каждую щепку теребить станете? — Ну надо ж убедиться… — отвел глаза Жар. — Днем ничего не будет. — Ты уверен? Погоди, так с тобой это не впервые?! — догадался вор. — И чего молчал?! — А вам-то оно зачем? — Да хоть бы знали, что делать! — И что — теперь знаете? Жар сердито засопел. Схватка была короткой и отчаянной, хорошо еще, что Альк вначале пытался стряхнуть неприкосновенную для крыса самку, а уж потом вгрызться в горло самцу. — Ну не так бы исп… удивились. И часто с тобой такое? — Один раз было, — нехотя признался саврянин. — Возле моста. Напугал бродягу какого-то, он меня окликнул, и я опомнился. — Рыска с тобой говорила. Альк кивнул. Он помнил — не слова, но ощущение. Так и крыса, наверное, запоминает окружающих ее людей, запахи, голоса, отношения, хоть и неспособна оценить их с человеческой точки зрения. На этот раз человеческого голоса она не испугалась, пришлось добавить парочку оплеух. Что нужно будет сделать в следующий? Этим вопросом, видно, задался и Жар, потому что неловко кашлянул и сменил тему: — Кстати, куда она запропастилась? Сказала же, что умоется и вернется! — Пойду гляну. — Саврянин отложил как раз доведенный до ума меч. Альк нашел Рыску на берегу, в шатре старой ивы. Девушка сидела, привалившись спиной к стволу, и так сосредоточенно глядела на поджатые к груди колени, словно там был начертан ответ на вопрос о смысле жизни. Подол бального платья напоминал половую тряпку, которой мыли заброшенную на год избу: черный, мокрый. Кончики ивовых ветвей колыхались в воде, как волосы утопленницы. Прибитая к берегу тина пахла дохлой рыбой. Саврянин постоял рядом, тоже поглядел. Ответа не нашел, но вид на декольте был неплох. — На будущее: мы с тобой не на сеновале кувыркались, чтобы туда-сюда, ах, помедленнее, милый. Если уж зажгла свечу — бери силу рывком, как занозу вытаскиваешь. Иначе только больнее. Рыске на юбку капнуло. Девушка недоуменно подняла голову, Альк выругался и зажал нос пальцами. Когда ж она остановится-то?! Чуть заговоришь — снова течь начинает. — Тебе очень плохо? — так жалобно спросила Рыска, будто это на нее, а не на Алька накатило безумие и теперь приходится оправдываться за совершенные злодеяния. — Нет, что ты, — сердито прогнусавил саврянин. — Не беспокойся, мне просто плохо. — Ты же сам велел мне выбирать! — Тогда почему ты сразу бросаешься оправдываться? — Я не… — Рыска осеклась и снова уставилась вниз. |
