«Почему у тебя такое красное лицо?» — насторожилась вдруг жена.

«Красное? А я думал, что оно черное».

«Отчего черное?»

«От печали».

«О чем ты печалишься?»

«О том, что мне придется взвалить на плечи тот шкаф, куда я положу ключ».

«Ты хочешь взять с собой шкаф?»

«Не только шкаф, но и весь Дом учения».

«Дом учения придет сам», — успокоила меня жена.

«Ты полагаешь, что он последует за мной?»

«А ты можешь представить, что он останется один?»

«Тогда подожди, — сказал я жене. — Сейчас я посчитаю, хватит ли мне на дорожные расходы».

Жена повернулась к детям: «Вы слышали, дети? Отец собирается вернуться с нами в Страну Израиля».

Дети вскочили, обняли меня и стали целовать: «Какой ты хороший, папа, какой ты хороший!»

А я им ответил, моим детям: «Вы тоже хорошие, дети мои, и я открою перед вами наш старый Дом учения и буду учить с вами Тору. Почему вы вдруг так погрустнели? Вы боитесь, как бы я не отправил вас за границу, чтобы вы там учили Тору? Не бойтесь, я взойду вместе с вами в Страну Израиля, ибо нет Торы, подобной Торе Израиля».

Дети снова прильнули ко мне и крепко обняли: «Какой ты хороший, папа, какой ты хороший!»

Я смотрю на стены старого Дома учения и говорю им: «Видите, пришло мне время вернуться». Склоняются стены Дома учения, как будто хотят обнять меня за то, что я еду в Страну Израиля. Я говорю им: «Хотите, я взвалю вас себе на плечи и возьму с собой?» А стены отвечают: «Тяжелы мы, человеку не под силу взять нас на свои плечи. Ты возьми ключ и поезжай, а когда придет время, мы придем следом за тобой». Я говорю им: «Как же вы собираетесь прийти — каждый камень сам по себе? Нет, я хочу, чтобы вы пришли все вместе. А если вам неловко приходить пустыми, то я усажу моих детей меж вами. Разве вы не слышали — жена написала мне, что собирается вернуться в Страну вместе с нашими детьми».

В тот день действительно пришло письмо от жены, в котором она писала: «Ты сидишь в Польше, а я с детьми сижу в Германии. Тем временем дети привыкают к жизни за границей, и если мы задержимся, то проиграем дважды. Более того, если возвращаться, то давай вернемся немедленно перед праздником, чтобы дети не потеряли учебный год».

И кто это известил людей Шибуша, что я собираюсь вернуться в Страну Израиля? Я никому ничего не говорил, а весь город уже начал приходить ко мне и спрашивать, когда я намерен вернуться. Вот и Йерухам Хофши пришел и попросил, чтобы я не уезжал, пока его жена не родит. Я сказал ему: «Хорошо, уеду после обрезания ребенка». Его лицо осветилось, как будто ему было сказано свыше, что его жена родит мальчика. А я радовался его радости. Во-первых, потому, что этот мальчик родится в городе, в котором уже много лет не рождался еврейский малыш. А во-вторых, потому, что я нашел предлог отложить свое возвращение. Не так легко человеку перебираться из одного места в другое. Но в глубине души я немного сердился на Йерухама. Мало того что он сам уехал из Страны, так теперь к тому же задерживает мое возвращение туда.

В те дни перед моими глазами все время стоял Иерусалим — сам город и все его окрестности. И я снова видел свой дом, словно он по-прежнему пребывал в целости и сохранности, и моих детей, играющих среди зеленых сосен, которые наполняют своим запахом весь квартал — тем приятным запахом, которым тянет от них в конце лета, когда солнце отдыхает на листве деревьев, и дует легкий ветерок, и высоко вздымается голубизна небес, и теплая земля глядит в небо сквозь сожженный зноем терновник.

Я снова пересчитал свои деньги и испугался.