Когда я понял, что я лишний, у меня просто потемнело в глазах. Но я осветил себе мрак Торой и погрузился в Мишну. И когда я дошел до тех трактатов, которые посвящены религиозным обязанностям, относящимся к Земле Израиля, я понял, что мои занятия бесплодны. Все эти трактаты я учил в галуте и никогда не испытывал затруднений, но в Стране Израиля мозги человека словно бы обновляются, и он уже не довольствуется прежним пониманием. Но вот однажды я решил пойти и посмотреть, как выглядит на самом деле некое дерево, о котором говорили мудрецы, и что это за поле упоминается в Мишне. По дороге я увидел парней, разговаривавших друг с другом, и вдруг из их слов мне прояснилось все то, что я прочел в Мишне. И не то чтобы они говорили о ней, нет, они просто говорили о разных деревьях и полях. Тогда я сказал себе: „Премудрость возглашает на улице“, и с тех пор всякий раз, когда затруднялся в понимании сказанного в Мишне, я шел к кому-нибудь из наших товарищей. А если он не знал, то знал садовник. А если садовник не умел объяснить по-нашему, он объяснял по-своему, но всегда давал мне ясное понимание каждого вопроса. Так я убедился в правоте Екклесиаста, сказавшего: „Лучше видеть глазами, нежели бродить душею“. Что еще я могу сказать? Правильно говорили мудрецы: „Нет такой Торы, как Тора в Стране Израиля“. Я живой тому пример — мне семьдесят лет, а я не удостоился постичь истину Торы, пока не приехал в Страну Израиля».
Он помолчал и добавил: «Учеба ведет к действию. Познакомившись с садовником, я уже не сидел без дела. Когда он поливал растения, я наполнял кувшины водой. Когда он полол колючки, я убирал их с дороги. Попутно я и сам научился поливать сад, и выпалывать сорняки, и окапывать виноградные лозы, и пахать, и сеять, и сажать. Наши ребята увидели это и выделили мне участок для выращивания овощей. И если Всевышний удостоит меня, то скоро я буду есть с собственной грядки».
А под конец сказал: «Наши ребята довольны мной и присвоили мне почетное звание „член коллектива“. Это высокий ранг в нашей шкале рабочих разрядов. Но некоторые из пожилых недовольны. Им кажется, что, работая в огороде, я как бы ищу расположения членов кибуца. Вообще-то я не обращаю внимания на эти слова, когда занимаюсь своим делом, но вот сейчас отвлекся от дела и вдруг вспомнил».
Я долго не уходил от ребе Шломо, потому что он хотел показать мне все свои посадки. А напоследок он повел меня в детский сад и познакомил с Амноном, сыном своего погибшего сына. Дай Бог, чтобы этот ребенок стал таким же, как его отец и отец его отца.
После этого я приходил к нему в Рамат-Рахель еще раз. Я застал его стоящим посреди участка. Птицы летали над его головой и клевали фрукты на деревьях. Я удивился: «Как это так — птицы клюют, а садовник их не прогоняет?»
Ребе Шломо ответил: «Много радостей у меня в Стране, но больше всего я радуюсь птицам, потому что они свидетельствуют, что спасение наше близко. Мы нашли мидраш, в котором сказано, что пятьдесят два года подряд в Стране Израиля не было ни одной птицы. И то, что сейчас птицы вернулись, — это знак, что и народ Израиля скоро вернется в свое гнездо».
И от птиц небесных он тут же перешел к птицам домашним — повел меня в курятник и показал жирнющих кур, которые так растолстели, что даже крылья не могли поднять. Дети стояли вокруг и бросали им крошки, и ребе Шломо также вынул крошки из кармана и дал своему внуку Амнону, чтобы тот тоже мог бросить курам. А мне сказал: «Не думай, пожалуйста, что этих кур выращивают на мясо. Да будет тебе известно, что у нас здесь большинство людей вообще не едят мяса». И, упомянув своих товарищей, снова начал их хвалить.
Через несколько дней ребе Шломо пришел ко мне домой сообщить, что дочь его сына Ханеле, она же Аниэла, она же Ариэла, обручилась с неким доктором по имени Яков Милх. Я поздравил его, пожелал им счастья, и мы с ним выпили «лехаим». |