Санька сидел на кухне и как ни в чем не бывало пил чай. Пил, как обычно, тихо, не прихлебывая.

Надо же, это только Сергей так может. Ни битья морд, ни драки, ничего. Сидит на кухне с ее мужем, пьет чай и, наверное, говорит о жизни. Интеллигент.

Алька смотрела на Саньку, и страх потихоньку отползал. Кого она боялась все это время? Вот этого чахлого, неказистого паренька с угреватым лбом? Вот это ничтожество, которое изводило ее и превращало жизнь в кошмар? И от этого пигмея она убегала, спасалась?

Сергей стоял в стороне, скрестив руки на груди, как посторонний наблюдатель, чье присутствие нужно лишь номинально. Ждал, что будет…

Санька наконец оторвался от чашки и поднял голову:

— Хватит ваньку валять. Домой поехали. — Голос звучал раздраженно. Алька не без злорадства подумала, что он уже успел сравнить себя с Сергеем и понять, что сравнение — не в его пользу. Эта мысль окончательно разбила ее страх в пух и прах. Теперь Алька была свободна.

— Нет у меня дома, Сашенька, — улыбнулась она. — Я сейчас здесь комнату снимаю, а завтра — в другом месте сниму. Так что поезжай-ка ты домой один. Не поеду я с тобой. Не жди.

— Разговорчивая стала? — Водянисто-голубые жестокие глаза смотрели в упор.

Но Алька уже не боялась. Пусть себе угрожает.

— Еще как. Уезжай, Сашенька. Я, как устроюсь, приеду. И подам на развод — давно пора…

Чашка громко звякнула о блюдце. Если бы не Сергей, он бы не задумываясь влепил Альке увесистую затрещину.

— А я те говорю — поехали.

— Я — свободный человек, а не крестьянка крепостная. Где хочу, там и живу. Не вернусь я, не жди. Хоть что делай. Лучше уж умереть, чем с тобой жить.

Выражение Санькиного лица мгновенно изменилось. Алька знала — сейчас станет давить на жалость. Обычно получалось убедительно, но теперь она была готова.

— Аля, ну пожалуйста… Ты же знаешь, я все для тебя сделаю.

— Что ты для меня сделаешь? Изобьешь опять, я напьешься, голодом будешь морить? Два года ты нервы мне трепал. Бил меня, так что я тюбиками изводила Маришкин тональный, чтоб синяки замазать. Пил, как будто у тебя вместо желудка — бочка нержавеющая. Пропивал все деньги, так что есть нечего было. — Алька говорила все это сухо, без слез, но Сергей заметил, что она страшно взволнована. Ему показалось, что Алька вот-вот сорвется, и он поспешил вмешаться, хоть перед этим и дал себе слово не лезть, что бы ни происходило.

— Это правда? — спросил он у Саньки. — Ты мне вроде другое говорил?

— Да врет она все. Села тебе на шею. В Москве хочет остаться, сука…

Сергей побелел от гнева. Никто не смел так обращаться к женщине, а уж тем более к Альке. Ему захотелось изо всех сил съездить по Санькиному лицу, мерзкому, перекошенному от злости. Сергей сжал кулак, но тут же передумал. Чем он будет лучше Саньки, если позволит себе распустить руки?

— А ну, вон отсюда! — крикнул он, склонившись над сидящим Санькой. — Пошел на хрен, м…ла! Не поедет она — русским языком тебе сказала. Пошел отсюда, пока я тебе не врезал!

Всю Санькину злость как рукой сняло. На его лице появилось выражение растерянности и кроличьего испуга. Он не ожидал, что интеллигентный Сергей станет заступаться за Альку и уж тем более разговаривать с ним в таких выражениях.

— Да ты чё? Она ж моя жена законная, — промямлил Санька. — Я же… Я же не просто так… Я ж ее люблю…

— Странная у тебя любовь, — остыв, пробормотал Сергей.