Брели долго, зло отмахиваясь от мошки, которая клубилась перед лицом, хоть умывайся ею, и лишь у самого лагеря оживились — их ждал хлеб и отдых.

— Лезь в кабину, там перекусим. Я сейчас принесу, — сказал Салабон.

Антон отворил дверцу, сдернул с головы сетку и вдруг, разинув рот, замер. На стенке, держась на двух щепочках, воткнутых в щель, висел лист помятой белой бумаги, на котором красным карандашом было неровно выведено:

«Заминировано!»

Глава шестнадцатая, в которой опалубочный цех пытаются обокрасть вторично

Антон собирал бетонные ошметки и подсовывал под каркас на поддоне, чтобы при заливке стержни целиком оказались внутри бетона, иначе их разъест потом ржавчина, и арки могут сломаться. Антон видел у Леонида книгу с фотографиями страшных аварий: кровля рухнула, стены рассыпались, только часть колонн торчит из этого хаоса — и чаще всего из-за ржавчины. Антону было странно осознавать, что вся эта жуть зависит от пустяка — наклониться и подпихнуть под стержень камушек. Невероятно! Он, Антон, этими пустяками предотвратил уже сотню катастроф. Вот тебе и пустяк… Отмахнись от него или сделай так себе, а там, глядишь, и громада рухнула… Антон стал внимательнее прислушиваться к брату — взрослые, они умеют улавливать вот эти незримые связи между вещами…

Над соседним поддоном воронкой висела бадья. Варвара Ипполитовна, маленькая и толстая, бухала кувалдой по низу бадьи, проклиная весь свет. Не было минуты, когда бы Варвара Ипполитовна кого-нибудь не ругала.

Бадья гудела все звонче и звонче, и когда, сорвавшись со стенок и с ходу пробив пробку в горловине, вывалился последний бетон, бадья облегченно вздохнула.

— Вира! — крикнула бригадир, отбрасывая кувалду. — Ух, рук моих нет!.. Чтоб они передохли все на заводе за такой бетон!.. Антон, сбегай-ка, сынок, скажи этой ведьме Белке, чтоб пожиже давали!

Над камерами, как торпеды, проплывали сваи. Легкий пар, пронизанный огнями прожекторов, создавал картину морской глубины. Иван, подняв голову, взглядом провожал свои изделия — это была его привычка, иногда он даже ладонь козырьком ко лбу приставлял, словно вослед журавлям смотрел.

Антон со всех ног пустился на завод.

— Ваша Поллитровна сама не знает, чего ей надо! — отрезала высокая черноволосая Белла. — Да идите вы к черту! — она отбила чьи-то руки — шоферы после каждого рейса считали своим долгом обнять Беллу, прежде чем сесть на лавку и закурить. Табличку «Курить воспрещается» не было видно за дымом. — Ну ладно, будет вам пожиже… Иди скажи Червонцу, чтобы подъезжал.

Но «10–10» сам уже подкатил под бункер. Антон запрыгнул на подножку. Неожиданно быстро хлынул бетон и брызгами залепил Антону все лицо. Он плюхнулся на сиденье и некоторое время сидел неподвижно и вроде даже бездыханно, с крепко сжатыми глазами, затем стал медленно снимать шлепки раствора с век и губ.

— Ничего. Я не раз напарывался, — успокоил шофер. — Только сразу же водой сполосни… Держись, поехали…

Возле опалубочного Антон попросил тормознуть, вылез и пошел к цеху. Там был пожарный кран. При моргании глаза так резало, словно веки внутри были выстланы наждачной бумагой. Антон долго промывал их, потом, беспокойно проверяя зрение, по-особому пристально вгляделся в цех. Станки, верстаки, узкоколейка с тележкой, груженной березовыми кольями, каптерка с дверкой на чердак, закрытой на вертушку, — все виделось четко и ясно, хотя резь в глазах еще держалась и приходилось часто моргать.

Изнанкой куртки вытерев лицо, Антон вышел на улицу! Здесь тоже все виделось четко и ясно: галерея камнедробильного завода, пересекавшая над головой почти всю базу, луна над арматурным цехом, казавшаяся его принадлежностью, сам арматурный, с большими окнами, озаренными изнутри голубым светом электросварки, который прорывался наружу, трепетал на многочисленных трубах и решетках вокруг и вспыхивал даже на стене здания, расположенного далеко за дорогой.