По словам Сен-Пьер, Хандури являлся одним из луч­ших в мире специалистов по пересадке легких. Сейчас, че­рез два месяца после столь успешной операции, у Энсона не было никаких причин сомневаться в этом.

—     Кое-что слышал, — сказал он. — Глубоко мистиче­ская, очень возвышенная... Один бог, никаких идолов, всеобщее равенство, пять символов... Минуту, я попробую вспомнить: не стричь волосы, всегда носить четыре пред­мета — расческу, стальной браслет, особое нижнее белье и... и, кажется, маленький кинжал. Правильно?

—     Кинжал символизирует меч, а белье — знак прина­длежности к воинам — свидетельствует о постоянной го­товности сикхов бороться за свою веру. Отлично, доктор, ваши знания впечатляют!

—     Но вы чисто выбриты, поэтому смею предположить, что вы не сикх.

—     Совершенно верно, доктор. Я, хотя и разделю многое из их философии, однако не полностью с ней согласен.

—     Санджай, — спросила Сен-Пьер, — до дома миссис Нарджот еще далеко?

—     Не очень, доктор Элизабет, но, как видите, движе­ние очень плотное. Мы сейчас находимся на Корт-роуд, а нам нужно попасть на Султан-роуд, туда ехать около трех миль. Если бы мы на самом деле ехали, то добрались бы быстро. — Хандури усмехнулся своей шутке.

Послеполуденное солнце припекало. «Тойота» хирур­га практически не двигалась, а со всех сторон ее облепили уличные попрошайки, непрерывно галдящие и стучащие руками по стеклам.

—     Я хотел бы дать что-нибудь этим людям, — сказал Энсон.

—     Вы очень добрый человек, доктор. К сожалению, по­прошаек гораздо больше, чем у вас для них денег.

—     Могу предположить.

—     И это только в этом районе города... Я очень рад, что ваше дыхание сейчас совершенно нормальное и естествен­ное. Теперь я сам убедился, что доктор Элизабет нисколько не преувеличивала в своих сообщениях ваше состояние.

—Вы проделали замечательную работу, доктор!

—Благодарю. Но должен признаться, что очень бес­покоился, когда в больнице, где вы лежали, произошла вспышка пневмонии, и мы вынуждены были срочно пере­править вас в другое место.

—Сказать по правде, я очень смутно помню первые дни после операции. Фактически, мое первое впечатление — это больница в Кейптауне.

—Вспышка была опасной, Джозеф, — объяснила Эли­забет, — особенно в тот момент, когда вас держали на пре­паратах, препятствующих отторжению.

—Я не решился переводить вас в другую больницу Ам­ритсара, — добавил Хандури. — Заболевание уже распро­странилось в городе и поразило пациентов с ослабленным иммунитетом. Кроме того, там не хватало персонала.

—Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Энсон, вдруг поняв, что никогда раньше по-настоящему не осо­знавал смысл этой фразы Шекспира. И сейчас он не был уверен, что согласен с ней.

—Да, все хорошо, что хорошо кончается, — эхом от­кликнулся Хандури.

Машины снова тронулись, и попрошайки отстали. Энсон смотрел в окно, удивляясь тому, каким калейдо­скопом оказался Амритсар — кварталы богатых домом с вычурной архитектурой то и дело сменялись бедными лачугами. Было просто чудом, что в этом человеческом муравейнике в самый критический момент появился спасительный для него дар — человек, у которого отказал мозг, но имевший практически полностью совместимые с Энсоном ткани.