Я выхожу из ванной и, не глядя в его сторону, иду в гардеробную. Снимаю халат, надеваю спортивные
штаны и балахон. Потом распускаю косичку, беру с полки щетку и расчесываю спутанные пряди.
– Анастейша! – Я слышу в его голосе беспокойство. – Ты в порядке?
Делаю вид, что не слышу. Нет, не в порядке. Теперь, после того, что он сделал, ку-пальник до конца медового месяца мне уже не надеть, а о
безумно дорогом бикини можно просто забыть. При мысли об этом ярость вспыхивает с новой силой. Да как он смеет? Лад-но, он еще узнает, в каком я
порядке. Злость кипит, клокочет и плюется. Я тоже могу вести себя как подросток! Вернувшись в спальню, бросаю в него щетку, поворачиваюсь и
ухожу, успев, однако, отметить и недоуменное выражение, и отменную реакцию – Кристиан вски-дывает, защищаясь, руку, и щетка, ударившись о
предплечье, падает на кровать, не причи-нив существенного вреда.
Я вылетаю из каюты, взбегаю по трапу на палубу и решительно шагаю на нос яхты. Надо успокоиться. Ночь темна, воздух напоен тропическими
ароматами. Легкий ветерок несет запахи моря, цветущего жасмина и бугенвилли. «Прекрасная леди» легко, без малей-ших усилий скользит по сонному,
цвета кобальта, морю. Держась за деревянный поручень, смотрю на далекий берег, где перемигиваются крохотные огоньки. Я делаю глубокий цели-
тельный вдох и чувствую, как в меня входит покой. Еще не слышу шагов, но уже ощущаю его присутствие.
– Злишься, – шепчет он.
– Вы так догадливы, Шерлок!
– И сильно злишься?
– Примерно на пятьдесят по десятибалльной шкале. Соответствует, а?
– Это уже безумие. – Он, похоже, удивлен.
– Да. От оскорбления действием, – цежу я сквозь зубы. Кристиан молчит. Я поворачи-ваюсь с недовольной гримасой – он смотрит на меня настороженно
и даже с опаской. Судя по тому, что не сделал даже попытки дотронуться, чувствует себя неуютно.
– Послушай, ты должен это прекратить. Не старайся подчинить меня в одностороннем порядке. Ты довел до меня свою точку зрения. На пляже. Очень
показательно, насколько я помню.
Он молча пожимает плечами и обидчиво ворчит:
– Ну, больше снимать не будешь.
И это оправдание того, что он сделал? Я испепеляю его взглядом.
– Мне не нравится, что ты оставляешь отметины. Тем более столько! Все, ввожу за-прет!
– А мне не нравится, что ты раздеваешься на публике. И я тоже ввожу запрет!
– Вот и договорились. Посмотри! – Я спускаю балахон и демонстрирую верх грудей с темными полукружьями засосов. Кристиан не сводит с меня глаз.
Он еще не видел меня та-кой и, не зная, что делать и чего ожидать, держится настороженно. Неужели не понимает, что натворил? Неужели не
понимает, насколько он нелеп и смешон? Мне хочется накричать на него, но я сдерживаюсь – не хочу слишком давить. Кто знает, как он поступит. В
конце концов Кристиан вздыхает и поднимает руки в примирительном жесте.
– Ладно, ладно. Я понял.
Слава богу!
– Хорошо!
Он приглаживает ладонью волосы.
– Извини. И, пожалуйста, не злись. – Наконец-то раскаялся. И говорит моими же сло-вами.
– Ведешь себя иногда как мальчишка, – вычитываю я упрямо, но уже беззлобно, и Кристиан это чувствует. Подходит ближе, поднимает осторожно руку,
убирает мне за ухо прядку.
– Знаю, – мягко соглашается он. – Мне еще многому предстоит научиться.
На память приходят слова доктора Флинна: «Ана, в эмоциональном плане Кристиан – подросток. Он совершенно пропустил эту фазу своей жизни. Всю
энергию он направил на достижение успеха в бизнесе и преуспел в этом выше всех пределов. |