Он силой вырвал ребенка из рук Антеи. Та от гнева покраснела и даже заплакала.

Остальные дети стояли, не говоря ни слова. Никогда еще не бывало с ними такого страшного приключения. Даже когда их вели в участок в Рочестере, и то было лучше. Сирил побледнел, руки его дрожали, но он сделал знак другим, чтобы они молчали. Сам он с минуту о чем-то думал и, наконец, сказал цыгану:

— Если ребенок ваш, то мы не станем держать его у себя. Только, видите ли, он уж очень привык к нам. Впрочем, если хотите, возьмите.

— Конечно, хотим! — отвечала одна из женщин, пытаясь взять ребенка их рук цыгана.

Ягненок громко закричал.

— Ай, вы сделали ему больно! — бросилась к цыганке Антея. Но Сирил вполголоса скомандовал ей: «Молчи!»

— Уж положись на меня! — добавил он шепотом.

— Послушайте! — обратился он к цыганам. — С чужими людьми этот мальчишка прямо несносен. Мы лучше немножко побудем тут с вами, пока он к вам не привыкнет, а когда придет ему время спать, мы его вам оставим, а сами уйдем. Потом уж вы между собой решите, кто из вас возьмет его себе.

— Что ж, пожалуй, — сказал цыган, державший Ягненка. У этого цыгана шея была обвязана красным платком. Ягненок вцепился в платок обеими ручонками и так его затянул, что цыгану стало тяжело дышать.

Цыгане принялись о чем-то шептаться. Сирил воспользовался этим временем, чтобы тоже шепнуть:

— Закат! Тогда мы уйдем.

Дети пришли в немалое удивление и восторг оттого, что Сирил оказался таким умным и вспомнил о закате.

— Вы пока пустите мальчика к нам, — сказала Джейн. — Мы сядем здесь и будем смотреть за ним, а тем временем он к вам понемножку привыкнет.

— Хорошо бы теперь поесть чего-нибудь! — сказал вдруг Роберт. Остальные посмотрели на него с презрением.

— Как можно думать о еде, — горячо заговорила Джейн, — когда наш бра… я хотела сказать — мальчик…

Роберт усиленно замигал ей глазами и продолжал, обращаясь к цыганам:

— Можно мне пока сбегать домой и принести чего-нибудь поесть?

Его братья и сестры почувствовали к нему глубочайшее презрение; они не догадывались о его тайных намерениях. Зато цыгане мигом поняли, в чем дело.

— Да, — сказали они, — и позвать полицию и наговорить ей всякого вздора, будто этот ребенок ваш, а не наш. Очень уж ты хитер, голубчик!

— Если вы голодны, можете поесть с нами, — сказала довольно ласково одна из цыганок. — Слушай, Сандро, это милое дитя, пожалуй, надорвется от плача. Отдай его пока барышне, и посмотрим, не приучит ли она его немножко к нам.

Ягненок был возвращен Антее. Но цыгане стояли так близко, что плакать он не переставал. Тогда мужчина с красным платком на шее сказал:

— Ну-ка, Фараон, разведи огонь. А вы, женщины, приготовьте похлебку.

Таким образом, цыгане, хотя и неохотно, должны были разойтись и приняться за работу, а дети со своим меньшим братом остались сидеть на траве.

— Когда солнце сядет, то все опять уладится, — сказала Джейн. — А все-таки страшно! Вдруг цыгане рассердятся на нас, когда придут в себя? Они могут нас прибить, или привяжут нас к деревьям и бросят здесь.

— Нет, они этого не сделают, — сказала Антея. (И добавила шепотом: «Ягненочек, милый, перестань плакать: видишь, твоя Панти здесь, с тобою»). — Они не злые люди, иначе не захотели бы нас накормить.