— А как же нам быть с кухаркой? — спросила Джейн.

— Ты забыла, что она ничего не сможет заметить, — ответил Роберт. — Она не почувствует ничего необыкновенного, даже если с нее снимут скальп или изжарят на медленном огне.

— А после заката у нее все заживет?

— Конечно, — сказал Сирил. — Нельзя же остаться скальпированным или сожженным и не заметить этого. Если сразу и не обратишь внимания, то на другой день почувствуешь. А Псаммиад обещал, что прислуга никогда не узнает о его чудесах. Значит, после заката кухарка опять будет цела и невредима. Я думаю, что Антея права, только нам понадобится ужасно много перьев, а где их взять?

— Я сбегаю в курятник, — вызвался Роберт. — Там одна индюшка прихворнула, так я обстригу у нее перья — все равно они ей не нужны. Дайте-ка мне ножницы.

Предварительный осмотр местности убедил детей, что на птичьем дворе нет ни одного индейца. Роберт убежал и через пять минут вернулся — бледный, но с целым ворохом перьев.

— Знаете что? — сказал он. — Дело-то скверное. Я обстриг перья и уже повернулся, чтобы идти назад, и вдруг смотрю: из-под старой куриной клетки на меня искоса поглядывает индеец. Я замахал перьями, заорал и убежал, прежде чем он успел выбраться из-под клетки. Пантера, тащи с наших кроватей одеяла!

Удивительно, до чего можно сделаться похожим на индейцев, если только у вас есть пестрые одеяла, шарфы и перья. Разумеется, ни у кого из детей не оказалось черных длинных волос, но зато нашлось много черного коленкора — в него завертывали книжки, когда ходили в школу. Этот коленкор был изрезан на тонкие полоски и привязан к головам желтыми ленточками, взятыми от праздничных платьев девочек. В ленточки были натыканы индюшечьи перья, а полоски коленкора, особенно когда они немножко поизмялись и стали закручиваться, оказались очень похожими на длинные черные волосы.

— Только лица у нас не того цвета, какого нужно, — сказала Антея. — Все мы бледны, а у Сирила — уж не знаю почему — лицо похоже цветом на замазку.

— А вот и нет! — с негодованием ответил Сирил.

— У тех индейцев, что здесь появились, лица, скорее, коричневые, чем красные, — поспешно сказал Роберт. — Я думаю, что нам хорошо было бы сделаться совсем красными — если всех индейцев зовут краснокожими, так, значит, чем они краснее, тем выше их род.

На кухне была добыта красная охра, которою кухарка красила кирпичный пол и плиту по субботам; чего-нибудь еще более красного в доме не оказалось. Дети развели охру в молоке, как обыкновенно делала кухарка, вымазали друг другу лица и руки и стали такими красными, как полагается быть всякому истинно-краснокожему индейцу, — если, конечно, не более.

Встретив во дворе кухарку, которая при их виде даже завизжала, дети сразу поняли, что вид у них теперь был грозный. Испуг кухарки доставил им искреннее удовольствие. Сказав ей, что бояться нечего, так как они только играют, закутанные в одеяла и утыканные перьями, как самые настоящие краснокожие, они смело вышли навстречу врагам. Я сказала «смело» потому, что мне хочется быть любезной. Но, во всяком случае, они вышли.

Вдоль забора, отделявшего сад от кустарника, был виден целый ряд темных голов, украшенных длинными перьями.

— Храбрость — наше единственное спасение, — шептала Антея. — Лучше идти прямо навстречу к ним, чем ждать жестокого нападения. Теперь нам надо притвориться свирепыми. Ну, прыгайте!

Изображая воинскую пляску дикарей — насколько маленькие англичане могли изобразить ее без предварительной подготовки, — дети выскочили за ворота и встали в воинственных позах перед целой шеренгой краснокожих.