Они сели в свои машины и уехали. Пастухов коротко свистнул. Из кустов выбрался Артист. Он подбежал к машине, в которой сидел Прилуков, заглянул внутрь:

– Так это же не Док!

– Вижу, что не Док, – произнес Пастухов зло. – Я что, должен был им парня на растерзание оставить?

– Да‑а, – разочарованно протянул Артист. – И что же нам теперь делать?

– «Что делать», «что делать». В госпиталь его везти надо!

– Я имею в виду, как Дока искать? Может быть, его уже в живых нет?

– Типун тебе на язык! – Боцман даже сплюнул с досады.

– Артист, ты знаешь наш закон: пока своими глазами не увидел – не верь!

– Знаю. Только от этого не легче, – вздохнул Злотников.

* * *

Они отвезли Прилукова в госпиталь Бурденко. Его не хотели брать без документов, но Пастухов позвонил Голубкову и объяснил, что они вытащили пацана из плена. Тот в свою очередь тоже кому‑то позвонил, и через несколько минут Прилукова увезли из приемного покоя на каталке. На прощание мы пожали ему руку и пообещали, что обязательно будем его навещать.

Глава пятая. Журналистка

Когда рано утром Пастухов с Боцманом и Артистом укатили на стрелку с чеченцами, Муха еще спал. Проснулся он оттого, что кто‑то тряс его за плечо.

Это был оператор с поста видеонаблюдения.

– Что такое?

– Тебя из «большого дома» к телефону. – «Большим домом» у них справедливо называлась дача, где обитали Хусаинов и его джигиты.

– Сейчас. – Олег, не торопясь одеваться, подошел к телефону.

– Иса Мирзоевич к одиннадцати должен быть в Думе, – услышал он голос секретаря Хусаинова.

– Понял, выхожу. – Олег вздохнул. А он‑то думал, что сегодня удастся как следует выспаться.

Он напялил брюки, бронежилет и рубаху, нацепил кобуру, надел галстук и пиджак и оценивающе оглядел себя в зеркале. Вполне приличный вид – хоть сейчас в филармонию. Взял со стола рацию и вышел из дома охраны, на ходу поднеся к губам рацию, бросил коротко в микрофон:

– Машину!

– Есть! – раздался в ответ голос водителя.

Когда Муха подошел к «большому дому», бронированный «мерседес», специально выделенный Хусаинову из президентского гаража, уже стоял у крыльца. Обходя его, как предписано инструкцией, Олег внимательно оглядел кроны деревьев, росших за забором. Вроде ничего подозрительного. Он открыл обе дверцы машины: заднюю и переднюю – автомобиль был подогнан к крыльцу с таким расчетом, чтобы Хусаинов был бы сразу прикрыт броней автомобильных дверей.

Муха поднес рацию у губам:

– Пошли!

Дверь открылась, и в проеме показался охранник‑чеченец. Сразу следом за ним шел Хусаинов. Папахи у него на голове не было – он нес ее в руках. За спиной Исы Мирзоевича шел еще один охранник. Таким образом, слева он был прикрыт машиной, сзади и спереди своими людьми. А с правого бока – три метра от крыльца до машины – его страховал Мухин. Правда, при этом голова Хусаинова все‑таки оставалась незащищенной, потому что Олег роста был небольшого – и фамилия у него была соответственная, и прозвище немного обидное. Впрочем, он привык.

Привычка смотреть по сторонам, а не перед собой, выработалась у Мухи еще на войне. Во время спецопераций в горах или в «зеленке» опасность подстерегает тебя со всех сторон на каждом шагу. Ежесекундное изучение, «сканирование» местности становится там почти безусловным рефлексом, инстинктом. Пастухов некогда учил их, что у спецназовца глаза должны быть на спине.