|
И никакого сожаления о происшедшем — он не сожалеет, что так долго ждал — все-таки это было не столь сложно выдержать время. Они открыли свои тела друг дружке, но это только начало. Возможно, это и старо, но он думал, что им пора открыть друг другу и свои сердца. Это необходимо сделать, если, конечно, они занимались любовью ради чего-то большего, нежели только самого процесса совокупления. Он чувствовал, что Марсия стала ему еще ближе, и он хотел быть еще ближе к ней. Им надо разобраться во всем. Жизнь так коротка…
Что-то капнуло ему на лоб. «Что за черт», — подумал он, — неужели эта проклятая крыша течет?!»…но над ним была не крыша, а матрас Недди. Джек вытер лоб и посмотрел на свои пальцы, подвинувшись ближе к чадящей, но все же дававшей немного света, свече. Пальцы были испачканы чем-то красным. Что за… Что-то зашевелилось под ним, и не успел он среагировать, как из-под кровати высунулась чья-то рука и схватила его. Сильные пальцы прижали его голову к подушке, не давая ни единой возможности шевельнуться, и от испуга он начал задыхаться. И тут же что-то вонзилось в него позади шеи, что-то появившееся из-под матраца, на котором он лежал. Когда охотничья стрела прошла сквозь его глотку, Джека сковало болью. Рука, сжимавшая алюминиевое древко стрелы, проткнула ею мясо молодого человека прямо под адамовым яблоком. Джек открыл рот, чтобы закричать, но его разрушенная глотка смогла произвести на свет лишь тихий стон: стрела пронзила горло еще раз, и кровь, хлынувшая из разорванных артерий, наполнила его рот. Он попробовал вырваться из стальных объятий рук неизвестного, но было слишком поздно. Его затуманенный взгляд смог различить, как треугольный наконечник стрелы появляется из его шеи, затем, как из дырки, проделанной оружием, бьет фонтанчик крови. Потом у него хватило сил на некоторые короткие обрывистые мысли: он понял, что умирает, почти умер, а смерть не знает различия между людьми, она не разбирается, кто перед ней. Затем что-то сверкнуло перед его глазами… что-то очень яркое, обжигающе яркое, ослепительное до боли…
Глава пятая
Марсия внимательно выбирала дорогу, придерживаясь тропинки, ведущей к уборной, большому коттеджу, стоящему в некотором отдалении от жилых зданий в окружении небольшой рощицы. Дождь, казалось, понемногу прекращался, но до сих пор ручейки воды, освещаемые проблесками молний, стекали с тропинки. Девушка вошла в уборную и включила свет. Вода нашла лазейку и сюда, внутрь помещения. Она проникала сквозь дверную щель и душ. Марсия вошла в одну из дверей, скинула с себя дождевик, а фонарик поставила рядом на пол. Стив, очевидно, в спешке не обратил внимание на необходимость перекраски ванных комнат. Стены и двери изнутри были исцарапаны надписями, оставленными предыдущими жителями лагеря. «Сорок ярдов в направлении флигеля», — прочитала одну из таких надписей Марсия, усмехнувшись. — «Вилли Макит», — посмотрела она на подпись. — Ну ничего, я думаю, новые дети напишут здесь что-нибудь поинтересней, — произнесла она вслух. Девушка проверила чисто ли сидение. «Хорошо, — подумала она, — это скорее всего будет для меня заданием на завтра. Стив наверняка скажет почистить здесь пол и стены, перед тем как покрасить все это заново. Надо создать благоприятное впечатление у будущих обитателей лагеря, которые должны приехать уже в конце будущей недели». Ей была интересна цель. Люди готовы писать на стенах по любому поводу. Принцип же: «Я здесь был». Многие называют это вандализмом, другие определяют это как «внутригородское искусство», или, как сказал писатель, которого она однажды видела в «Ночном шоу» — как же он это назвал? — новой формой урбанизированного абстрактного экспрессионизма или как-то вроде этого. |
