Но сейчас это уже не имеет значения – бой начался. За мгновение до того, как корабли ударились бортами, в воздухе свистнуло, и мне в плечо вонзилась стрела. Узкий наконечник пробил кольчугу и вошел в плоть, но боли я почти не почувствовал.

Как и всегда перед схваткой. Богам было угодно даровать мне особую силу – и горе тем, кому случится познать неистовство воина-берсерка!

От столкновения палуба под ногами дрогнула, но я уже прыгал через борт, первым вступая в бой – как и положено ярлу. Меня встретили сразу трое, но ни один из них не был ровней настоящему воину. Первого я просто отшвырнул в сторону, второго опрокинул щитом и только третьего сразил ударом меча. Он успел подставить секиру, но выкованная в Рибе сталь одинаково легко разрубила и дерево рукояти, и не закрытую кольчугой шею. Воин – безбородый парень, годившийся мне в сыновья – без звука свалился, заливая и без того мокрые доски палубы кровью. Несколько мгновений он еще жил, но я уже перешагивал через него и шел дальше – навстречу настоящему врагу.

– Славный удар, ярл! – послышался голос откуда-то сбоку. – Будет, о чем рассказать дома, когда ты…

Договорить воин так и не успел – чужой меч нашел его раньше.

До встречи в Вальхалле, друг – мы отомстим за тебя!

Заревев, я отбросил под ноги своим воинам еще одного врага и устремился вперед. Теперь меня окружали со всех сторон, но так даже проще – можно не бояться зацепить кого-то из своих. Я вращал мечом, раздавая удары во все стороны, и редко кому из врагов не хватало одного. Их клинки бились в щит и скользили по доспехам, а некотором посчастливилось достать живую плоть, оставляя порезы. Славные воины – не стыдно погибнуть от руки сильного, но вдвойне почетно одолеть его самому. Немногие отважились бы драться, завидев над волнами полосатый парус – но на этот раз Одину было угодно свести нас с храбрецами. Они умирали один за другим, но продолжали драться, не бросая оружия и не прося пощады.

Словно знали – никакой пощады не будет. И я снова и снова поднимал окровавленный меч, пока судьба не свела меня с самим предводителем редеющего купеческого воинства.

Седобородый воин в закрывающем половину лица шлеме и тяжелых доспехах был ниже меня почти на голову, но ничуть не уступал ни шириной плеч, ни умением сражаться. Все еще могучий и грозный, хоть и старше на полтора десятка лет, не меньше. Опасный противник – даже для меня. Несколько мгновений мы кружили друг против друга, но потом палуба под ногами вдруг наклонилась, бросая меня вперед – прямо на страшное оружие.

Вместо привычного меча или топора седобородый встретил меня покрытым острыми шипами шаром на длинной ручке. Булава! Давно мне не приходилось встречаться с ней в бою – и первая же ошибка едва не стоила жизни. От могучего удара я едва не рухнул на колени, а левая рука вдруг онемела по самое плечо. Верный щит треснул и свалился мне под ноги бесполезными обломками.

Но я не был бы Рагнарсоном, если бы не продолжил сражаться.

Даже одной рукой. Когда приободренный нечаянным успехом седобородый замахнулся, чтобы добить меня, я выпрямился, вгоняя острие меча в щель между пластинами брони. Клинок ушел в тело по самую рукоять, и мой враг, захрипев, рухнул. Я уперся ногой в широкую грудь и вытянул меч обратно. Не без труда, словно седобородый даже после смерти еще пытался противиться неизбежному и удерживать мою руку, чтобы подарить свои людям хоть несколько мгновений.

Но драться на поверженном корабле было уже некому. Мои воины один за одним стаскивали покрытые вмятинами шлемы и опускали щиты. Кто-то ходил между скамей для гребцов, добивая раненых, но большинство уже принялось рыться в сложенных у мачты сундуках. Бой закончился – а вместе с ним и буря.