— Ах, Лайза, у меня сейчас сердце разорвется от умиления. Если он единственный, кто действительно заботится о вас, почему он до сих пор разговаривает с этими людьми? — Я указал на плотную толпу репортеров и фотографов. Дэл продолжал разглагольствовать, безусловно, потчуя их всем тем, чего они хотели. — Что он им говорит, Лайза? Вы знаете? Уверен на все сто, что не знаете, и это, согласитесь, странно, потому что вы — подзащитная, я — ваш адвокат. А он кто?

— Он имеет право говорить от моего имени.

Пока мы наблюдали, как Дэл, возводя палец к потолку, взывал о чем-то, обращаясь к репортерам, я заметил, как открылась дверь зала, где мы только что заседали. Из него решительным шагом, сканируя коридор взглядом и держа в руке мое шестое ходатайство, вышла Андреа Фриман. Сначала ее внимание привлекла кучка журналистов, но потом она увидела, что в центре ее — не я. Когда ее радар засек меня, она сменила курс и стремительно направилась прямо ко мне. Несколько корреспондентов попытались окликнуть ее, но она сердито отмахнулась от них моим ходатайством.

— Лайза, идите к той вон скамейке, сядьте и ждите меня. И не разговаривайте ни с какими репортерами.

— А как насчет…

— Просто делайте то, что я говорю.

Когда Лайза отошла, Фриман приблизилась ко мне. Она была в бешенстве, я видел, как огонь полыхал в ее глазах.

— Холлер, что это за дерьмо?

Она потрясла над головой моим ходатайством. Я сохранил безмятежный вид даже тогда, когда она подошла ко мне слишком близко.

— Полагаю, совершенно очевидно, что это, — ответил я. — Это ходатайство об отстранении вас от дела, поскольку у вас возник конфликт интересов.

— У меня возник конфликт интересов?! Какой такой конфликт?

— Послушайте, Энди… ведь я могу называть вас Энди, не так ли? Если моя дочь так вас называет, значит, и мне можно, правда?

— Прекратите нести околесицу, Холлер.

— Пожалуйста. Конфликт, который я имею в виду, состоит в том, что вы обсуждали это дело с моей бывшей женой и…

— Которая, между прочим, является прокурором, работающим в том же учреждении, что и я.

— Это правда, но обсуждали вы его не только в офисе. На самом деле это случилось во время занятий йогой и в присутствии моей дочери, а возможно, и кое-где еще, насколько мне известно.

— О, перестаньте! Какой вздор.

— Вот как? Тогда зачем вы мне солгали?

— Я никогда не лгала. Что вы имеете…

— Я спросил, знакомы ли вы с моей бывшей женой, и вы ответили: шапочно. А на самом деле это неправда, не так ли?

— Мне просто не хотелось обсуждать это с вами.

— Значит, вы солгали. Об этом я в ходатайстве не упомянул, но могу добавить, прежде чем представить его суду. И пусть судья решает, важно это или нет.

Она сделала долгий выдох и обреченно сдалась:

— Чего вы хотите?

Я осмотрелся. Никто нас не слушал.

— Чего я хочу? Я хочу, чтобы вы поняли, что я тоже умею играть по вашим правилам. Вы решили вести себя со мной жестко, я тоже могу.

— Что вы имеете в виду, Холлер? Какой услуги за услугу вы требуете?

Я кивнул. Вот это деловой разговор.

— Вы понимаете: если завтра я подам это ходатайство, вы отойдете в область предания. Судья склонится на сторону защиты. Он постарается избежать всего, что могло бы ему навредить. Кроме того, ему хорошо известно, что в окружной прокуратуре работает куча вполне дееспособных прокуроров. Прислать вам замену ничего не стоит.

Я указал на свору репортеров, собравшихся в коридоре, большинство из них по-прежнему не отходили от Герба Дэла.

— Видите, какой ажиотаж дело вызывает в прессе? Увы, для вас все это останется позади.