Ей только что мигнуло девятнадцать лет. Прижимая муфту из чернобурки к шубке такого же меха, она подняла к полковнику бледное лицо с огромными влажными глазами.
Даже ее модный тюрбан голубоватого шелка придавал ей еще более детский вид. И все же какое-то упрямство и настойчивость, унаследованные ею от своего дорогого папы, удерживали ее от того, чтобы она дала волю своим эмоциям.
— Я клятвенно заверяю вас, как уже заверяла раньше, — невнятно произнося слова, сказала Луиза, — что не видела леди Дрейтон... ладно! Я не видела, что она стреляла.
Последние слова привели ее в ужас, так как она не могла представить себе, что способна произнести их.
— Только не это! — все же продолжала настаивать она. — Хьюго видел. Своими глазами я видела только то, что последовало потом, в чем и могу поклясться. В сущности, это я и пыталась рассказать мистеру Чевиоту вчера. Но я не видела, как леди Дрейтон... кого-то уб-бивала.
— Осторожнее, моя дорогая! — Хогбен опустил руки, и в его голосе прозвучали угрожающие нотки. — Вы говорили мне...
— Я не говорила!
— Капитан! — приказным тоном рявкнул полковник Роуэн. Хогбен по привычке выпрямился, затем, вспомнив, где он находится, презрительно фыркнул. — С вашего разрешения, — добавил полковник Роуэн, мы не позволим, чтобы эта молодая леди подвергалась запугиванию.
Мистер Мейн, развалившийся в кресле, предостерегающе поднял руку.
— Ну-ну, мой дорогой Роуэн, — сказал он. — Я тут не вижу никакого запугивания. Во всяком случае, мы этого не допустим. Но боюсь, что перед нами доказательства, и, боюсь, достаточно серьезные доказательства. Возьметесь ли и вы сейчас защищать вашего мистера Чевиота?
— Мы еще не слышали его точку зрения.
— Верно. Верно. Но он солгал нам, мой дорогой Роуэн. Разве вы можете усомниться в этом? Неужели вы предполагаете, что капитан Хогбен и мисс Тремьян сочинили свою историю с начала до конца, тем более что она подтверждает то, что я и сам предполагал?
Полковник Роуэн замялся с ответом, и мистер Мейн продолжил.
— Он не сказал ни одного слова об этом пистолете и вообще о каком бы то ни было пистолете. Он солгал нам, а это самое серьезное прегрешение для офицера полиции. Как адвокат...
— Тем не менее как у юриста у вас уже сложилось убеждение по делу.
— Прошу прощения, Роуэн. Убеждение сложилось у вас. Вы испытываете симпатию к мистеру Чевиоту, потому что это человек вашего круга. У него хорошие манеры. Он сдержан. Он скромен — для вас. Он никогда первым не прибегает к силе, пока не подвергнется нападению, но в этом случае действует стремительно и резко.
— Еще один чисто английский принцип, вежливо сказал полковник Роуэн, — который я рекомендовал бы вашему вниманию.
— Но, — возразил мистер Мейн, резко хлопнув по столу, — он человек без всяких моральных принципов. То ли он прикрывал свою любовницу, леди Дрейтон, которая, как всем известно, ненавидела мисс Ренфру, то ли, что еще хуже, будучи в связи с мисс Ренфру и решив избавиться от нее, он сам задумал и осуществил это преступление.
При этих словах мистер Мейн распростер руки.
— Я делаю этот вывод только из имеющихся доказательств, Роуэн. Когда мы получим копии заявления... — Услышав отчетливый скрип пера, мистер Мейн сморщился и повернулся. — Эй, эй, Хенли, неужели вы с вашей скорописью еще не кончили снимать копии?
На углу стола старшего клерка стояла лампа под зеленым абажуром. Откинувшись на спинку стула, мистер Хенли положил ручку.
— При всем к вам уважении, сэр, — сказал он своим низким хрипловатым голосом, — мне довольно трудно работать, когда у меня буквально дрожит рука. И разрешите мне еще раз выразить уважение к капитану и его даме, но все это неправда. |