Он положил руку ей на плечо:
– Я говорил тебе, что всегда буду заботиться о тебе. Об этом не нужно беспокоиться.
– Я никогда в этом и не сомневалась, Фрэнсис. Но вот что я считаю… Прошлой ночью я много думала… Может быть, мне зарыться бизнесом с антиквариатом или найти какую-то работу в этой области. И тогда я смогу делать то, что мне хочется, и жить там, где захочу.
– У тебя это хорошо получится.
– Да, подальше от сумасшедшей толпы. В окружении прекрасных вещей, собранных от самого потопа. Я, конечно, совсем не гожусь для политики или социального благоустройства, ты прекрасно это знаешь.
Она издала короткий смешок, и это выглядело так, будто она смеется над самой собой. А ребенок пытался есть траву.
– Нет, нет, не надо! – закричала Марджори, вырывая траву из рук девочки.
Девчушка заплакала в голос, и мать взяла ее на руки, стала утешать, сгибаясь под ее тяжестью.
И наблюдая эту картину, Фрэнсис понял, что он связан через ребенка с матерью и всегда будет с ней связан прочными узами, которые невозможно разорвать.
– Мы оба не хотели, чтобы все так обернулось, правда? И это не наша вина. Помни это, Марджори.
Она кивнула, соглашаясь.
– Я возьму Мейган на пляж.
– А я буду в офисе, если понадоблюсь. И они разошлись в разные стороны.
Глава 28
Фрэнсис и Кэт должны были сочетаться браком в старой церкви в Хэвенли Рест, строгом сооружении на скале, у подножья которой плескалось море, а позади был лес. В середине того дня Фрэнсис и Ти проехали вместе через весь остров.
Они почти не переставали разговаривать с тех пор, как она приехала двумя днями раньше. Они говорили 6 Кэт, о Маргарет, о Марджори и Мейган, о политике и фермерских делах. Они делали это так, как не делали с тех пор, когда он еще мальчишкой приходил из школы домой, в маленькую желтую гостиную наверху, где она обычно поджидала его, чтобы услышать о том, как он провел день.
И вдруг между ними воцарилось молчание. Слишком уж много эмоций грозило вырваться наружу. Даже этот чудесный обряд бракосочетания почти причинял боль. Как часто бывает, радость ходит рядом с печалью.
Накануне он посадил Мейган на самолет, чтобы отправить ее к Марджори в Нью-Йорк. Слава Богу, расставание не было болезненным для ребенка, иначе он вряд ли смог бы это выдержать. Она просто ушла от него, поглощенная сосанием леденца на палочке, и даже не обернулась. О, он увидит ее снова, конечно, увидит, но это будет выглядеть уже по-другому. Все прошлое закончилось, было аккуратно упаковано, снабжено адресом и отослано прочь. Завершение фазы. Мать коснулась его руки:
– Ты думаешь о Мейган.
– Да.
– Ей будет лучше с Марджори. Хорошая школа, жилье со специальными удобствами для нее…
– Но как же ты! Ты говоришь это мне, а ведь сама больше никогда…
Он остановился. Это был тот самый вопрос, который задавать ей было бесполезно. Но к его удивлению на это раз она ответила.
– Нет Правил, которые годились бы для всех. Каждый из нас – продукт того, что было до него.
Он с любопытством взглянул на нее, но ее лицо было повернуто в сторону, и его взгляд лишь скользнул по ее черным волосам и остановился на серебристой зелени сахарного тростника вдоль дороги.
– Можно знать, что надо делать, и быть не в состоянии сделать это, – заговорила она очень тихим голосом, так, что ему пришлось напрячь слух. – Но ты не должен думать обо мне как о некой болезненной мученице. Мне на самом деле живется очень хорошо…
– Разумеется, я знаю об этом, – перебил он ее. – Я знаю, как ты живешь. |