– Да, я раздобуду их для тебя. И тогда ты оставишь меня в покое? В конце концов, он твой, разве не так?

Думаю, что его выдают только волосы.

– У меня четверо детей. У нас с мужем. Три девочки.

Длинные серебристые волосы шелком рассыпаются по плечам.

– И сын, мой первенец.

Мой милый мальчик, мой сильный и нежный мальчик. Я никогда не говорила и никогда не скажу, но он знает и я знаю, что он – мое сердце.

– Я не могу позволить, чтобы с ними что-нибудь случилось! – резко выкрикнула она.

– Конечно, не можете.

– Если… он… когда-нибудь узнает, все будет кончено, – она раскинула руки. – Он снесет этот дом. Он из тех, кто даже не попытается понять… простить…

– А что такое мужчина? – Агнес печально смотрела на нее. – Я говорю вам – выбросьте все это из головы. Я была вам матерью, вы забыли? Даже больше Джулии.

– Это правда.

Джулия присутствовала в ее воспоминаниях не ярче, чем рисунок пастелью. Ни радости, ни разногласий, ничего. Тереза подумала, возможно поэтому я такая, какая я есть. Наверное, если бы я захотела, я могла бы сходить к психоаналитику – это так модно сейчас, и тогда знала бы. И еще я смогла бы понять, почему то, что Агнес негритянка, вызывает у меня неприязнь, а мгновенье спустя я чувствую тепло и покой в ее присутствии.

– Моя малышка, Маргарет, – умственно отсталая, – внезапно сказала она, хотя не собиралась этого делать. – Она никогда не повзрослеет.

– Мне так жаль, мисс Ти.

– Ты знаешь, иногда мне в голову приходит безумная мысль, что это, наверное, наказание.

– Это не безумие, – покачала головой Агнес. – Я знаю подобные случаи.

Да нет, это, конечно, безумие, абсурд. Только крестьянин из такого места, как Сен-Фелис, может верить в это: атавизм, сохранившийся с доисторических времен, проявляющийся в человеке в минуты отчаяния.

Агнес тронула фотографию на столе:

– Это ваш муж? Красивый мужчина.

– Да, – когда она злилась, то думала о нем с презрением. Не снимок, а реклама дорогого костюма. Мужчина-кокетка.

Но сейчас она не собиралась жаловаться.

– Вы счастливы? Он хорошо к вам относится?

Это были скорее утверждения, а не вопросы. Для такого человека, как Агнес, которая не имела ничего, блеск обстановки, обширные владения и аккуратные ряды деревьев под окном были вполне достойной компенсацией.

– Он добр ко мне. Я счастлива.

Безусловно, Ричард по-своему был без ума от нее. Он давно уже не воспринимал ее, как ни на кого не похожую девочку с чужеземного острова, но сохранил свое теплое отношение, а кроме того, он вырос в среде, где разводятся крайне редко. Да у него и не было причин – о которых бы он знал – оставить ее.

К детям он тоже был добр, терпелив даже с бедной Маргарет, гордился двумя другими дочерьми и Фрэнсисом, не по годам развитым, живым мальчиком. Не верилось, что это их сын. У него ничего не было от Ричарда, кроме светлых волос и особой манеры улыбаться.

Сидя под мягким, проницательным взглядом Агнес, она думала: мы никогда ни о чем не говорили по-настоящему, кроме детей; у нас никогда не было общих интересов. Но это не важно. Даже «другие женщины» не имеют значения. Она отдала свою жизнь воспитанию детей, так ботаник сосредоточивается на своих опытах, постоянно следя за температурой в оранжерее и химическим составом почвы.

Ей вдруг захотелось поговорить о Фрэнсисе:

– Мой сын, мой сын Фрэнсис напоминает мне моего отца.