– Я чувствую себя здесь таким черным, – сказал он Николасу.

Николасу это показалось забавным:

– Черным? Ты? А что мне тогда прикажешь делать? Нет, тебя беспокоит не цвет кожи, а вопросы экономики. Как ты думаешь, что почувствует Элфи Джонс или девяносто девять белых из ста, находясь здесь? Ты слишком чувствителен, Патрик. Нужно это преодолевать.

Мужчина рядом с ним бросил в воду окурок.

– Пойду, пожалуй, в каюту, я не увижу вас утром – вы ведь сходите на Мартинике, вы сказали?

– Да, пересяду там на шхуну.

– Что ж, удачи вам. Вы уже почти дома.

– Да, спасибо. Почти дома.

– Дай мне посмотреть на тебя! Дай мне посмотреть на тебя! – плача, причитала Агнес.

За четыре года она очень постарела. Седина посеребрила волосы, тело усохло. Патрик смотрел на нее и не мог оторваться. Они все смотрели друг на друга целый день: через стол во время обеда и потом на крыльце – она покачивалась в кресле-качалке, а мимо в воскресной одежде шли жители поселка, направляясь в церковь.

Они говорили и не могли наговориться.

– Тебе будет приятно узнать, что я потратил время недаром, – говорил он. – Я много работал. Мои идеи приняли конкретную форму. Теперь я еще больше убежден в том, что образование – ключ к решению многих проблем. Мы должны вырастить поколение, ориентированное на новую систему ценностей. Избавиться от зубрежки и повального преклонения перед всем европейским или английским. Нам нужны талантливые учителя. Когда я вспоминаю о своей бедной, невежественной мисс Огилви…

– Ты хочешь сказать, что, как и она, собираешься ежедневно нянчиться с кучей детей? – с презрением спросила Агнес.

– По-моему, для тебя не новость, мама, что я собираюсь быть учителем?

– Нет, но я думала, например, о Ямайке, там открыли университетский колледж. Уж конечно не здесь, на Сен-Фелисе!

– Ты не рада, что я вернулся? – улыбнулся он.

– Ты знаешь, что рада! Я думаю о тебе; ты слишком образован, чтобы оставаться в этой дыре. Я готовила тебя для другого. Не думала, что ты вернешься сюда!

– А разве ты не вернулась сюда?

– Я другое дело. Я невежественная женщина.

– Мне будет хорошо. Не переживай за меня, мама.

Наутро он поехал в Коувтаун. В автобусе ему досталось место между беременной женщиной с двумя малышами на коленях и крестьянкой, везущей кур в плетеной клетке. Потрепанный автобус опасно кренился на ухабах жуткой дороги. Он ехал мимо плантаций сахарного тростника, мимо беленых известью домишек, где отхожие места стояли на краю крошечных огородов, а голые ребятишки ползали рядом с привязанными козами. Патрик смотрел на все это наполовину с изумлением, словно видел в первый раз, наполовину как бы машинально, просто отмечая про себя увиденное, потому что ему давно был знаком этот уклад жизни.

Автобус остановился на базарной площади. Он вышел и направился вниз по Причальной улице мимо банков, контор по сбыту сахара, магазина Да Куньи, у витрин которого туристы приценивались к фотоаппаратам и часам. Гробовщик по-прежнему рекламировал свои изделия, изготовляемые по мерке. Поднимаясь в гору к Дому правительства, он миновал библиотеку, улыбнувшись воспоминанию о том далеком мальчике, который сидел здесь и писал свою «отличную» работу о карибских индейцах. Далее следовала средняя школа для мальчиков. Кабинет отца Бейкера располагался в левом крыле. Он свернул на дорожку и почти налетел на него.

На круглом лице священника отразились удивление и радость:

– Патрик! Не говори мне, что ты уже вернулся! Как ты? Как твои дела? Пойдем поговорим, позволь мне представить тебя моему старому другу, Кларенсу Портеру.