Изменить размер шрифта - +
Она по большей части благосклонна только к тем, которые не очень нуждаются в ней.

Глаза офицера горели как уголья; на лбу его выступили крупные капли пота. Он, не отрываясь, смотрел на билеты, которыми искуситель небрежно ударял по столу. Долг присяги мало-помалу отступал на второй план перед таким соблазном.

— Давайте! — глухо прошептал искушаемый. — Но скажите же наконец, чего вы хотите от меня?

Вторая пачка билетов тоже исчезла в кармане его мундира.

— Сущих пустяков, — ответил Бессребреник. — Мы с женой путешествуем ради своего удовольствия и любознательности. Нам очень хотелось бы побывать на Кубе; но там война, представляющая массу неудобств для туристов, самое скучное из которых — ежеминутные остановки нашей яхты крейсерами. Поэтому я прошу у вас только простого пропускного билета.

— И больше ничего?

— Больше ничего.

— А вы можете дать мне честное слово, что у вас на яхте нет никакой контрабанды?

— Разве я, граф де Солиньяк, и моя жена похожи на контрабандистов?..

— О, нет…

— И по-моему тоже… Итак, капитан, я уверен, что вы, как человек предусмотрительный, запаслись на всякий случай пропускными билетами, подписанными вашим главнокомандующим, и захватили с собой один из них…

— Да, вы не ошиблись, сеньор. Я захватил с собой такой билет, потому что вид вашей яхты заставил меня предположить, что ее смело можно будет пропустить.

— Ну, вот видите. Потрудитесь же достать этот билет, сделать на нем надлежащую надпись и вручить мне… Вот чернила и перо.

Побежденный американскими банковыми билетами, испанец достал из кармана форменный бланк, с лихорадочной поспешностью набросал на нем несколько строк и передал билет Бессребренику.

Тот внимательно прочел:

«Я, нижеподписавшийся, капитан фрегата испанского флота, лейтенант крейсера „Гвадиана“, сим свидетельствую и удостоверяю, что яхта „Пеннилес“ под американским флагом не имеет на своем борту ничего подозрительного в смысле военной контрабанды, в доказательство чего выдается это свидетельство.

Подпись: Родригец».

Ниже было напечатано:

«Пропускать везде беспрепятственно предъявителя этой охранительной грамоты».

Затем следовали подпись и печать Вейлера.

Бессребреник с довольным видом кивнул головой и встал. Испанец последовал его примеру, и оба они вышли на палубу.

Проводив своего гостя, капитан яхты обратился к лоцману и сказал:

— Ну что, мистер Адамс? Видите, дело отлично обошлось без ареста и виселицы… Теперь ведите яхту к острову, на котором нас встретят люди генерала Масео, а может быть, и сам он. Я послал ему уведомление, что буду у берега Кубы сегодня вечером в девять часов, а вы знаете, я привык сдерживать свои обещания.

— Все это мне кажется какой-то фантасмагорией, капитан… — начал было лоцман.

— Э, мой друг, какой же вы после этого янки, когда признаете фантасмагории! — смеясь перебил Бессребреник.

— Но каким же образом вы устроили это?

— Очень просто: выручил человека из нужды — вот и все!

— Ага! Теперь я понимаю.

— И отлично… Итак, можете продолжать путь.

Лоцман подошел к рулю, взялся за колесо и скомандовал:

— Go ahead! (Вперед! )

Через минуту яхта снова плавно понеслась по волнам к берегам Кубы.

 

 

Яхта вошла в небольшой, хорошо укрытый заливчик и все время была под парами, чтобы каждую минуту быть готовой пуститься обратно в море.

Наступала ночь. Издали доносился треск ружейной перестрелки, по временам грохот пушек.

Быстрый переход