Потом скрывшиеся в кустарнике наблюдатели услышали низкую длинную
ноту, и, словно в ответ ей, прозвучало далекое лесное эхо, повторившее
ноту на какой-то многооктавной высоте. Потом эхо, звуча уже громче,
продолжило странную, неземную мелодию. Баков понял, что это пела
Таимба.
Так начался этот непередаваемый дуэт голоса с лесным эхом, причем
часто они звучали одновременно, сливаясь в непонятной гармонии.
Песня кончилась. Ни Баков, ни Кленов не могли двинуться.
- Не кажется ли вам, что это доисторическая песнь? Не верна ли
моя гипотеза о доледниковых людях? - испытующе спросил Баков.
Кленов недоуменно пожал плечами.
Днем ученые сидели в чуме шаманши. Их привел туда Илья Иванович
Хурхангырь, сморщенный старик без единого волоска на лице. Даже
ресницы и брови не росли у этого лесного жителя.
На шаманше была сильно поношенная парка, украшенная цветными
тряпочками и ленточками. Глаза ее были скрыты надвинутой на лоб
меховой шапкой, а нос и рот закутаны драной шалью.
Гости сидели в темном чуме на полу, на вонючих шкурах.
- Зачем пришел? Больной? - спросила шаманша низким бархатным
голосом.
И обоим ученым сразу вспомнилась утренняя песнь на болоте.
- Вы верите только экспериментам? - прошептал Кленову Баков. -
Наблюдайте, я проведу сейчас необыкновенный эксперимент. - И он
обратился к шаманше: - Слушай, бае шаманша. Ты слышала про Москву?
Есть такое стойбище. Много каменных чумов. Мы там построили большой
шитик. Этот шитик летать может. Лучше птиц. До самых звезд летать
может. - И Баков показал рукой вверх. - Я вернусь в Москву, а потом
полечу в этом шитике на небо. На утреннюю звезду полечу, которой ты
песни поешь.
Шаманша наклонилась к Бакову - кажется, понимала его.
- Полечу на шитике на небо! - горячо продолжал Баков. - Хочешь,
Таимба, возьму тебя с собой на утреннюю звезду?
Шаманша смотрела на Бакова синими испуганными глазами.
В чуме стояла мертвая тишина. Кленов потерял дар слова от
возмущения. Но Баков не оглядывался на него. Он тщетно старался
разгадать черты скрытого шалью лица.
И вдруг шаманша стала медленно оседать, потом скорчилась и упала
на шкуру. Вцепившись в нее зубами, она принялась кататься по земле. Из
ее горла вырывались клокочущие звуки - не то рыдания, не то
непонятные, неведомые слова.
- Ай, бае, бае! - закричал тонким голосом старик Хурхангырь. -
Что наделал, бае! Нехорошо делал, бае. Шибко нехорошо... Иди, скорей
иди, бае, отсюда. Священная звезда, а ты говорил плохо...
- Разве можно задевать их верования, профессор! Что вы наделали!
- сокрушался Кленов.
Ученые поспешно вышли из чума. |