От
ураганного ветра прихватывало щеки, как в мороз.
Вот и стойбище. Кленов протирал запорошенные глаза, растерянно
щурился.
Толпа тунгусов ждала прибывших. Навстречу им вышел старик
Хурхангырь:
- Скорее, скорее, бае! Времени совсем бирда хок! - По щекам его
одна за другой катились крупные слезы.
Оба ученых побежали к чуму. Женщины расступились перед ними.
В чуме было темно. Посередине на высоком ложе с трудом
угадывалось чье-то огромное тело.
Баков схватил Кленова за руку. Он смутно видел, скорее мысленно
рисовал незнакомые, по-своему красивые черты смолисто-черного лица,
странные выпуклости надбровных дуг, строго сжатые губы, тонкий нос.
Разглядеть все это было нельзя. Баков полез в карман за спичками. Но
Кленов остановил его.
- Неужели умерла? - тихо спросил Баков.
Кленов наклонился, стал слушать сердце.
- Не бьется! - испуганно сказал он. Потом стал выслушивать снова.
- У нее сердце... в правой стороне! - отпрянув, прошептал он.
- Я этому не удивляюсь, - сказал Баков и скрестил на груди руки.
Безмолвный, погруженный в свои мысли, стоял он над умирающей
неведомой женщиной.
Вокруг толпились старухи. Одна из них подошла к Бакову:
- Бае, она уже не будет говорить. Помирать будет. Передать
велела. Лететь на красную звезду будешь - обязательно с собой возьми
Таимбу... И вот еще передать велела... для шитика твоего... - И
старуха протянула Бакову небольшой предмет, с виду просто кусок
металла.
Баков взял его и почувствовал, как руку потянуло книзу. Даже
самородок золота не был бы таким тяжелым.
Старухи заплакали.
Ученые тихо вышли из чума. Они уже ничем не могли помочь
умирающей.
Глава IV. БЕГСТВО
- Ходи-ходи мало, тихо... Тут кустах лодка будет...
Баков едва слышал шепот проводника. Приходилось сжимать зубы,
чтобы не застонать. Знакомая одуряющая боль шла от сердца, отдавалась
в лопатках. Онемела левая рука. Только люди с больным сердцем знают,
что зубная боль не самая мучительная. Но Баков не мог, не имел права
стонать.
- Мало-мало тише, однако. Ходи змеей, пожалуйста.
Холодный пот выступил у Бакова на лбу. Теперь бы полежать здесь,
в кустах. Может быть, отпустит, пройдет приступ... Но останавливаться
нельзя. И Баков, кусая губы, полз.
Под крутым бережком у корейца была спрятана лодка. Он скользнул
вниз. Баков лежал на спине и широко открытыми от боли глазами смотрел
на черное небо, на котором не было видно ни одной звезды.
"Плохо с сердцем, - думал профессор. - Так много надобно
сделать. |