Элизабет посмотрела на полосатого пса и потянула его за поводок.
— Не хочешь ехать — иди пешком. Давай, идем. — Она пошла вперед, похлопывая себя по ноге. К ее удивлению, пес послушался. Он шел рядом, почти прижимаясь к ней.
Его взгляд метался из стороны в сторону, он шарахался от людей и предметов. Похоже, впечатления переполняли его.
— Лучше пойдем по переходу, наружу с ним выходить не будем, — сказал мужчина. Она опять положила руку на голову пса, и тот снова внимательно посмотрел на нее. Он не ластился и не вилял хвостом. Он просто следил за ней своими карими глазами. И снова Элизабет задалась вопросом, что же он видит?
Лаборатория находилась в маленькой тускло освещенной комнате. Все казалось устроенным на скорую руку. Слишком желтый свет раздражал Элизабет. У стены стояло несколько ящиков, половина помечена красными бирками: те животные, кому будут вводить препарат. Элизабет убедилась, что пса поместят в клетку без бирки. Благодарная за то, что питбуль вошел в решетчатый ящик без сопротивления, Элизабет сняла поводок и поговорила с ним, прежде чем закрыть дверцу клетки:
— С тобой все будет в порядке. Просто веди себя хорошо, не кусайся. Может, завтра я приду тебя проведать.
Мужчина размещал по клеткам остальных собак: просто рассаживал их наобум, вталкивал внутрь, и все.
— Те собаки, что в клетках с красными бирками, — они умрут? — спросила Элизабет.
— Не знаю. Может быть. Это же токсикология. Ламфер много занимается тестами типа «LD 50». Выборочные испытания входят в его контракт. — Мужчина фыркнул. — Ребята пытаются получить другие результаты, но ничего не выходит.
Она посмотрела на собак в помеченных клетках. Они стояли за решетчатыми дверцами, радостно виляя хвостами, и в их теплых взглядах читались доверие и безусловная любовь к человеческому роду.
— Это отвратительно, — сказала она.
— Иди уже, а? Спасибо за помощь.
Элизабет кивнула и еще раз окинула взглядом комнату. Пес пробудет здесь неделю или около того, сказал человек. Она смотрела вокруг и не видела ни одного объявления, запрещавшего контакт с животными. Уходя прочь по застланному линолеумом коридору, резко пахшему химикатами, Элизабет думала: «Я привела его сюда — он шел за мной, и я привела его сюда. — Она чувствовала себя виноватой. — Надеюсь, с ним все будет в порядке».
На следующий день Элизабет переоделась в форму хендлера и пошла прямиком в лабораторию токсикологии. Сначала осторожно заглянула в проходную комнату. Увидев, что дежурных нет, быстро вошла туда, где держали собак. Клетки никто не чистил, и в маленькой комнате стоял тяжелый запах мочи и фекалий. Крошечные чашки для воды и еды были подвешены к дверцам снаружи, вода расплескалась по полу. Собаки стояли в лужах, а корм размок и валялся рядом. Элизабет нашла питбуля и присела рядом, просунув палец сквозь прутья дверцы.
— Привет, — сказала она. Пес узнал ее и поднялся. — Хороший мальчик. Хотелось бы мне забрать тебя отсюда, но я не могу.
Она говорила с ним, а он смотрел на нее без всякого выражения из глубины клетки. Потом, чувствуя себя виноватой, она стала подходить к каждой клетке и разговаривать с собаками. Питбуль следил за ней, пока она ободряла его товарищей по несчастью.
На следующий день она снова вернулась в неубранную лабораторию, потом начались выходные, и пришлось ждать до понедельника. Но в понедельник в проходной комнате разговаривали несколько человек, и она побоялась войти. Сбежала, даже не зайдя внутрь.
Во вторник она решила, что проведает пса, кто бы ни был в проходной комнате. Но волновалась она зря: там никого не было, и она вошла в комнату с собаками.
В ноздри ударил странный, сладкий, тошнотворный запах, смешанный с вонью мочи и фекалий. |