Валентина Макаровна, поняв, что скандала не будет, расстроилась. Ситуация развивалась по неизвестному сценарию.

– Тебе чай, кофе? – заискивающе заглядывая Виктору в лицо, лебезила Маруся.

– Кофе.

– Сейчас, сейчас, – бестолково суетилась она.

Единственное, что у нее получилось безупречно, – зажечь газ. Маруся дернулась за праздничными чашками, стоявшими на верхней полке, но вдруг вспомнила, что на правой ноге носок в районе большого пальца порвался, а чтобы достать чашки, придется снимать тапочки и залезать на стул. Решив, что можно обойтись без праздничного сервиза, она трясущимися руками шлепнула на стол угрожающего вида пол-литровые кружки. Блюдца соответствующей расцветки почему-то отсутствовали, и Маруся, плохо соображая, что делает, поставила две суповые тарелки. Не успел проголодавшийся Виктор, которому жена не дала даже позавтракать, порадоваться, что его покормят супчиком, как Маруся с гостеприимной улыбкой плюхнула в тарелки неаккуратные бесформенные куски, отдаленно напоминавшие бутерброды, сделанные в темноте при помощи «топора».

– А что, – осторожно спросил кавалер, – мы кофе из этих тазиков будем пить?

Маруся удивленно посмотрела на него и неожиданно вскрикнула:

– Витя! Что у тебя с глазом?

– Тебе спасибо, – хмуро ответил он.

– Мне? – растерялась Маруся. – Почему мне?

– Потому что по твоей милости Верка меня избила!

Она долго переваривала услышанное, потом, так и не осознав до конца, что же это такое было, наивно поинтересовалась:

– В каком смысле избила? Это у тебя аллегории такие?

Виктор протяжно застонал и рявкнул:

– Мой фонарь похож на аллегорию?

– Она ударила тебя по лицу? – охнула Маруся, сведя брови в страдальческий домик.

– Да, и не только по лицу! У меня все тело болит.

– Она могла, – задумчиво протянула Маруся. – Твоя жена такая неженственная, такая… Но поднять на тебя руку! Ужасно!

Ее глаза наполнились слезами, и она села на стул, не обращая внимания на свистящий чайник. Дав последний гудок, чайник выплюнул свисток и угрожающе забулькал, подрагивая крышкой.

– Марина! – Виктор дернул ее за рукав, отвлекая от трагических размышлений. – Я кофе хочу.

Маруся, скорбно сгорбившись, прошаркала к полкам за кофейной баночкой, и, взяв первую попавшуюся ложку, которая оказалась столовой, щедро зачерпнула растворимой кофейной пыли. Бухнув первую ложку, она машинально зачерпнула вторую, но Виктор бдительно схватил ее за руку и сообщил, что хочет еще пожить, поэтому одной столовой ложки вполне достаточно. Этим же черпаком Маруся полезла в сахарницу. Ее хозяйственность удручала. Желудок скручивали голодные спазмы, и Виктор решил отложить разбор полетов до конца трапезы. Взяв двумя руками невероятных размеров бутерброд и пытаясь откусить, он едва не вывихнул челюсть. По высоте шедевр в его широко открытый рот не вписался, поэтому пришлось, как хомячку, надгрызать эту хлебную башню, объедая по краям.

– Вкусно? – поинтересовалась Маруся, напрашиваясь на комплимент.

Виктор хмуро взглянул на нее, сосредоточенно работая челюстями. Вскоре чувство голода притупилось. Он так устал от поедания этого кирпича, что на второй бутерброд уже не решился. Отхлебнув кофе из огромной бадьи, Виктор поморщился. В кружке плескался отвратительный приторный сироп.

«Ладно, – подумал он, – со временем научится. Главное, чтобы старалась угодить».