Какой‑то старик – судя по заляпанной смолой одеж‑де, лодочник – вдруг схватил Роша за плечо:

– Это кто такой будет?

– Был мастером учеников. Он давно умер.

– То есть не женщина?

Старик держал за плечо Роша, но взгляд его был устремлен на меня.

– Нет, нет, – ответил Рош. – У нас в гильдии нет женщин.

Несмотря на горячее питье и теплый солнечный день, я ужасно замерз. Один из мальчишек, с которыми мы дрались когда‑то, принес насквозь пропыленное одеяло, и я закутался в него, но встать и пойти все равно смог очень не скоро. Когда мы добрались до ворот некрополя, от статуи Ночи, венчавшей караван‑сарай на противоположном берегу, остался лишь крохотный черный штришок на фоне пламенеющего заката, а ворота были закрыты и заперты на замок.

Глава 3

Пик Автарха

Взглянуть на монету, данную Водалусом, мне пришло в голову только посредь утра следующего дня. Как обычно, мы, обслужив подмастерьев в трапезной, позавтракали сами, встретились в классе с мастером Палаэмоном и, после краткой предварительной лекции, последовали за ним в нижние этажи наблюдать работу, начатую прошедшей ночью.

Но здесь, прежде чем писать дальше, наверное, стоит подробнее рассказать об устройстве нашей Башни Сообразности. Фасад ее выходит на западную, заднюю сторону Цитадели. На первом этаже расположены студии наших мастеров – там они проводят консультации с представителями юстиции и главами других гильдий. Над ними – общая комната, задней стеной примыкающая к кухне. Еще выше находится трапезная, которая служит нам не только местом приема пищи, но и залом для собраний. Над нею – личные каюты мастеров, которых в лучшие для гильдии времена было гораздо больше. Этажом выше – каюты подмастерьев, над ними – дортуары учеников и классная комната, мансарды и анфилады заброшенных кабинетов. А на самом верху – орудийный отсек; то, что там осталось, членам гильдии полагается обслуживать в случае нападения на Цитадель противника.

Внизу, под всем этим, находятся рабочие помещения гильдии. Сразу под землей – комната для допросов, а под ней (то есть уже вне башни, ведь комната для допросов изначально была реактивным соплом) протянулись лабиринты темниц. Из них используются три этажа, к которым можно спуститься по центральной лестнице. Камеры их непритязательны, сухи и чисты, каждая снабжена столиком, креслом и узкой кроватью, которая жестко крепится к полу в центре помещения.

Светильники в темницах – из тех, древних, которые, говорят, должны гореть вечно, хотя некоторые уже погасли. В то утро сумрак подземных коридоров вовсе не омрачал моего настроения – наоборот, наполнял сердце радостью: ведь именно здесь я, став подмастерьем, буду работать, совершенствовать древнее искусство нашей гильдии, возвышусь до звания мастера гильдии и заложу фундамент для реставрации ее былой славы. Казалось, самый воздух коридоров окутывает меня, словно одеяло, согретое у чистого, бездымного огня!

Мы остановились перед дверьми одной из камер, и дежурный подмастерье заскрежетал ключом в замке. Пациентка, находившаяся внутри, подняла голову и широко раскрыла темные глаза. Вероятно, ее напугала бархатная маска и черная мантия, в которые, согласно рангу, был облачен мастер Палаэмон, а может – массивное оптическое устройство, без которого он почти ничего не видел. Пациентка не проронила ни слова, и, уж конечно, никто из нас не заговорил с ней.

– Здесь, – начал мастер Палаэмон в своей обычной суховатой манере, – мы имеем нечто, выходящее за рамки стандартных юридических приговоров и хорошо иллюстрирующее возможности новейшей техники. Прошедшей ночью пациентка была подвергнута допросу – возможно, некоторые из вас имели возможность слышать ее. Двадцать минимов тинктуры были даны пациентке до начала процедуры и десять – по окончании.