Агия обернулась к нам; ветер разметал ее каштановые волосы.

– Северьян, попрошаек на свете – в избытке! Всех не обогреешь!

Хильдегрин, видимо, услышав слова Агии, обернулся тоже.

– Я знаю женщину, которая может взять ее к себе, отмыть и переодеть. Из‑за грязи не очень‑то видно, но эту девушку содержали хорошо. Хоть и тощевата малость…

– Послушай, а что тебе здесь понадобилось? – огрызнулась Агия. – Судя по карточке, твой бизнес – подряды. А здесь у тебя какие дела?

– Вот эти самые, госпожа. Бизнес! Доркас охватила дрожь.

– Нет, правда, – сказал я, – вернулась бы ты обратно. В коридоре гораздо теплее. Только в Сад Джунглей не ходи; ступай лучше в Песчаный, там солнце, сухо…

Что‑то из сказанного мною, похоже, задело какую‑то струнку в душе Доркас.

– Да, – прошептала она. – Да.

– Песчаный Сад, да? Он тебе нравится?

– Солнце, – очень тихо ответила она.

– Ну, вот и моя старушка, – объявил Хильдегрин. – Раз уж нас так много, рассаживаться придется осторожно. И ерзать там шибко – не советую, борта у нее низкие. Одна из женщин – на нос, а молодой армигер с другой – на корму.

– Мне бы лучше – за одно из весел, – сказал я.

– Грести раньше доводилось? Мне так не показалось. Лучше уж сядь на корму. Двумя веслами работать не сильно труднее, чем одним, и мне частенько приходилось это проделывать, хотя на борту со мной бывало по полдюжины человек.

Лодка его была под стать хозяину – большой, неказистой и тяжелой на вид, больше всего похожей на ящик, слегка сужающийся к носу и корме и снабженный уключинами. Хильдегрин, взойдя на борт первым, веслом подтолкнул шаланду поближе к берегу.

– Иди, – сказала Агия, взяв Доркас за руку. – Садись вперед.

Доркас охотно повиновалась, но Хильдегрин остановил ее.

– Если не возражаешь, госпожа, лучше бы тебе на нос сесть. Иначе я не смогу приглядывать за ней, пока гребу. С ней не все в порядке – дело ясное, и при таких низких бортах мне бы хотелось вовремя заметить, если она вдруг начнет скакать…

Тут Доркас удивила всех нас, сказав:

– Я не сумасшедшая. Просто… просто я – словно только что проснулась.

Но Хильдегрин все‑таки усадил ее ко мне, на корму.

– Ну, – сказал он, отталкивая лодку от берега, – это вы вряд ли когда забудете, если вам впервой. Переправа через Птичье Озеро посреди Сада Непробудного Сна…

Весла погрузились в воду, издав глухой, меланхолический звук.

Я спросил, отчего озеро называется Птичьим.

– Некоторые говорят – оттого, что очень много дохлых птиц в воде. А может, оттого, что здесь просто много птиц. Вот ведь все люди ругают Смерть, и рисуют ее в виде этакой старой кликуши с мешком… А для птиц она – друг. Сколько я ни видал в жизни мест, где мертвецы, тишина и покой, – везде птиц было во множестве.

Вспомнив, как пели дрозды в нашем некрополе, я согласно кивнул.

– Если ты посмотришь через мое плечо, то ясно увидишь берег впереди, и вся эта осока не будет мешать любоваться пейзажем. Если тумана нет, увидишь, как там, вдалеке, земля подымается, и наверху, где посуше, растут деревья. Видишь их?

Я кивнул, и Доркас кивнула тоже.

– Потому что вся эта декорация должна изображать зев потухшего вулкана. Некоторые говорят, будто – раскрытый рот мертвеца, но это неправда. Где же тогда зубы? Хотя… вы наверняка помните, что пришли сюда сквозь такую подземную трубу?

Мы с Доркас снова кивнули вместе.