Алексей Лютый. Рабин ГутРабин Гут - 1
Часть 1КУДА МАКАР ТЕЛЯТ НЕ ГОНЯЛ
ГЛАВА 1
– Мурзик, ко мне, – услышал я знакомый голос. – Ко мне, я сказал! Угу, бегу! Видали идиота?! Вы когда‑нибудь слышали, чтобы нормальный человек называл собаку Мурзиком? Я тоже нет. Но моего хозяина нормальным считать нельзя. Он у меня Рабинович. Да еще и мент. Причем не какой‑нибудь, а кинолог. Нет, вы не подумайте, я не антисемит какой. Просто мне, как и вам, трудно представить себе человека с такой фамилией на службе в милиции. Обычно Рабиновичи кое‑чем поинтереснее занимаются. Например, снег тунгусам продают. Но Семен Абрамович у меня не такой. Ему если что в голову придет, то и арапником это желание из‑под волос не вышибешь. Не знаю, может, он сейчас и раскаивается, что в пятом классе выменял у приятеля милицейскую фуражку на дырявый резиновый мяч. Однако с тех пор он ее снимает только тогда, когда ложится спать. Даже в ванную в фуражке заходит. В общем, мент он и есть мент. Хоть Рабиновичем его назови, хоть, как меня, – Мурзиком. Мурзик! А я, между прочим, кобель (в прямом смысле слова) чистокровной немецкой овчарки. Меня не где‑нибудь на свалке родили, а в самом что ни на есть специализированном питомнике. Пять лет назад. Вот с тех пор и терплю. Сначала бесился и рычал, а теперь привык. Что с него, Рабиновича, возьмешь? Он меня и мышей ловить пытался научить. Но не на того напал, гад!!! Мурзика я еще стерплю, хотя перед друзьями до сих пор стыдно, но под кота косить не буду. Так что не вышло из моего Сени Куклачева. Может, потому и потащил он меня с собой в милицию служить. Сначала работа мерзкая была. Таскался, как бездомная дворняга, по всяким злачным местам. Вы себе не представляете! Даже кости с помойки носить пристрастился. А что? У всех вредные привычки бывают! Теперь ничего, пообвыкся. Да и не гоняют уже нас так часто улицы патрулировать. Сейчас в городе поспокойней стало. Мы с Рабиновичем по большей части на концерты и футбол таскаемся. Я, в отличие от него, за "Спартак" болею. Сеня, может быть, тоже за кого‑нибудь болел бы, но вот беда – в футболе разбирается хуже, чем я в живописи. – Мурзик, я тебя долго звать буду? – Это опять Рабинович. Настырный мужик мне попался! Да иду, иду! Не успокоится никак. Кто же тогда знал, что так оно все обернется? А потому я не предполагал никаких неприятностей. Я лениво поднялся с коврика в персональном вольере, что мне в милиции полагался, злобно посмотрел на ехидно оскаленные морды своих соседей, Рэкса и Альбатроса (везет же кобелям на имена!), и поплелся к выходу, где маячил, как тень отца Гамлета, мой Рабинович. Два этих гада восточноевропейских (тоже мне, высшая раса!) скалиться не перестали. Поэтому пришлось на них рыкнуть. – Фу, Мурзик! Свои, – заорал Рабинович. Чего фу‑то? Что я, человеческого языка не понимаю? Как по пьяни душу мне изливать начинает, так нормальным языком говорит. А стоит протрезветь, так задолбает этими своими идиотскими "фу", "апорт", "фас". Слушать противно! Девушке своей так бы в любви объяснялся. Я бы посмотрел, как она бы ему стойку сделала. Рабинович держал в руке поводок. Кроме него, ничего больше в Сениных конечностях не наблюдалось. Так, если сегодня без намордника, то дело серьезное! Пойдем по ларькам милостыню просить. И то верно. Сегодня как‑никак десятое ноября! Наш профессиональный праздник: День работника милиции. Представляете, который год уже так. Его милость с Поповым и Жомовым на праздник водку хлещут, а мне хоть бы бараньих ребрышек кинули. О мозговой кости я уж и не говорю! Травят меня, гады, то "Чаппи", то "Педигри". Самим‑то до лампочки. Целыми днями химию жрут. Даже водку привыкли памперсами. |
