.. Нет, тампаксами... Тьфу ты – крабовыми палочками закусывать!
Язык с этими дурацкими словечками сломаешь! Ну какие у краба могут быть палочки? Он что, барабанщик, что ли?..
На улице холод был собачий. Кто бы мог подумать, что десятого ноября такой морозище ударит – минус восемь? Мне‑то что, я привыкший. Да и шерсть у меня что надо. А вон, посмотрите: боксер идет. И так морда противная. А еще от холода ее настолько перекосило, что хоть в рекламе снимай: "Что вы можете купить своей собаке на десять рублей в день?"
Рабинович скрючился, словно суслик в Гималаях, и припустил почти бегом.
Дурак! На фига нужно было в кожаную куртку наряжаться? Я, конечно, понимаю, что после возлияний оне‑с девок кадрить пойдут. Но ведь и меру надо знать. А то, кроме длинного носа, можно и еще кое‑какие отростки отморозить!
Шли мы по улице минут десять. Сеня обычно далеко ходить не любит. Как выйдет, сразу налево поворачивает. Маршрут у него накатанный, хоть трамвай пускай: от участка и до синенького ларечка.
Мне этот ларек вместе с его хозяином (кстати, Арменом зовут) надоели хуже блох. Как ни приду, ларечник, гад, меня "Сникерсами" пичкать начинает. И ведь не откажешься. Рабинович такую бучу поднимет. Дескать, хорошего человека обижаешь!
– Мурзик, сидеть, – скомандовал мне Сеня, едва к ларьку подошли.
И так сижу. Что я, порядка не знаю? Армен, конечно, догадывался, что мы к нему сегодня припремся. Сидел в ларьке вместо продавца и в окошко пялился. Да так пристально, как иной пес на сучку (а как еще сказать?) не посмотрит! У нас в участке один снайпер так зону обстрела глазами обшаривал. Ну его‑то понять можно. Тому снайперу только дай кого‑нибудь подстрелить. А Армен‑то что?
– Э‑ей, Сена, да‑авна нэ видэлись! – заорал Армен, распахивая дверь.
– Шито так рэдка заходищь?
Что врешь‑то, гад? На прошлой неделе только были. Ну ладно. Не буду им мешать. Может быть, хоть сегодня про "Сникерсы" забудут.
– Служба, Армен, – вздохнул Рабинович. – Сам понимаешь...
– Панымаю, Сена. Панымаю! Тяжело вам, – зацокал языком Армен. ‑
Захады, па‑асыдым, па‑аг‑варым! Чаем тэбя напою. Ха‑арощий чай. Нашел чем мента соблазнить!.. Извините, не сдержался. Дальше все пошло по‑писаному. Мой Сеня вежливо отказывался. Дескать, какие тут могут быть разговоры? Дескать, икорки черненькой для семьи надо купить. Да еще и балычка не забыть. Омара мать, опять же, просила найти... Угу. На дороге эти омары валяются! Сеня, ты мать‑то когда в последний раз видел? Когда она горшок за тобой выливала? Извините, опять не сдержался. Сил никаких не хватит одно и то же раз в неделю слушать. Ну, скажите мне, откуда у ларечника черная икра и омары? Он же не на траулере работает. Даже не министр путей сообщения.
Кончится все сейчас так же, как и всегда. Понятливый Армен (ментам
ведь тоже кушать хочется!) положит Рабиновичу в пакет пару пачек крабовых палочек, банку тушенки и еще какой‑нибудь дряни. Без водочки, конечно, не обойдется. А потом умный Рабинович меня же и заставит этот пакет тащить. Думаете, для чего он меня сюда привел? Уж, конечно, не "Сникерсы" трескать. Я слушал их болтовню, стараясь придать морде выражение безразличного высокомерия. Знаете, такое еще у пятнистого дога бывает, когда ему жутко в туалет хочется, а в самолете ни одного приличного столба нет. Сидел я на холодном асфальте и ни на кого не смотрел. Не дай бог, еще Армен решит, что я внутрь ларька прошусь. Тогда от шоколадки точно не отмажусь!
Хорошо, хоть хвост не купированный. Подстелить есть что. А то от этих посиделок все можно отморозить и ларингит подхватить. Или кое‑что и посерьезней.
Рабинович доприбеднялся! Армен подцепил его под руку и потащил внутрь ларька. Ну и скажите, господа хорошие, на кого вы после этого похожи? Увидев, что Сеня закрывает за собой дверь, оставляя меня на улице, я чуть хвостом от радости не завилял. |