Шесть двойных, четыре тройных и «аккумулятор».

Не понимаю.

Он вытащил из плексигласового лотка чистый купон и принялся писать на обратной стороне.

Вот четыре заезда. В каждом выбираем лошадь. А, Б, В и Г, так? Если выигрывают А и Б, это двойной. Двойных может быть шесть: АБ, AB, АГ, БВ, БГ и ВГ. Если выигрывают А, Б и В, это уже тройной. Их может быть четыре: АБВ, АБГ, АВГ и БВГ… Чего?

А как же ГАВ?

Да это ж то же самое, что АВГ! Дошло, тупица?

А что такое акк… аккумуляр?

«Аккумулятор». Это если выигрывают все четыре лошади. А, Б, В и Г. А «янки», это когда все вместе: и шесть двойных, и четыре тройных, и «аккумулятор».

Я тупо смотрел на буквы и цифры, нацарапанные отцом на тонкой розовой бумажке. Позади нас, смеясь, стоял какой-то верзила с рыжей щетиной. От него сильно пахло луком. Он положил руки нам с отцом на плечи.

Скажу тебе одну вещь, сынок: чем делать ставки, как твой старик, спусти лучше денежки в толчок и забудь про них.

Девятью восемь?

Семьдесят два.

Семью двенадцать?

Восемьдесят четыре.

Когда мы играли в дартс, он вычитал 85 из 501 в уме так быстро, что вы не успели бы даже записать эти числа на доске, и всегда мог сказать, куда бросить, чтобы закончить игру. Ему достаточно было взглянуть на футбольные таблицы в воскресной газете, и он сразу мог подсчитать среднее число забитых «Челси» голов или сказать, сколько им нужно набрать в оставшихся играх, чтобы не вылететь.

Я как-то сказал мистеру Тэйа: не понимаю, зачем надо учить математику. Он мне объяснил, что бывает математика теоретическая, а бывает прикладная. Теоретическая математика, сказал он, есть набор отвлеченных знаний о числах, множествах и пространствах. А прикладная математика – это применение теории на практике. Решение конкретных задач с помощью обобщенных формул. Я сказал: все равно математика очень скучная, а он ответил:

Физические упражнения тоже скучные, но мы делаем их, чтобы поддерживать форму. Математика – это упражнение для ума.

И улыбнулся. У него были очень белые, очень ровные зубы и идеально подстриженные усы. Густую черную шевелюру всегда разделяли ровные бороздки – следы металлической расчески, которой он время от времени причесывался, с рассеянным автоматизмом доставая ее из внутреннего кармана пиджака. Говорил он с акцентом, но безупречно правильно. Кожа у него была цвета крепкого кофе.

Пока мистер Тэйа что-то объяснял или писал на доске, я рисовал на последних страницах тетради картинки. Комиксы. Строил из геометрических фигур дома, деревья, людей. Рисовал велосипеды с треугольными колесами, детей с продолговатыми головами и круглыми ногами. Рисовал лица из цифр: ноль – голова, две тройки – уши, перевернутая семерка – нос, много единичек – волосы, уложенная на бок восьмерка – глаза, маленький нолик – рот. Возможности раскрашивать у меня не было – цветные карандаши на математике ни к чему. Если мистер Тэйа направлялся в мою сторону, я спокойно, не делая резких или подозрительных движений, открывал начало тетради и делал вид, что занимаюсь тем, чем положено. Мальчишки в классе, дождавшись, когда он пройдет мимо, начинали зажимать нос и корчить рожи. Их «рвало», они «падали в обморок». Карривонька.

Когда я сказал ему, что не понимаю математики, он ответил:

А что в ней непонятного? Это всего лишь числа. Все сводится к числам, все и всегда. Без вычисления нет знания.

Числа, сказал он, есть ключ к пониманию мира, в котором мы живем. Взять, к примеру, физику. Ученые-физики создают теории о природе Вселенной, о ее строении, происхождении, о взаимосвязи времени и пространства. Теории эти нельзя описать без математических формул.