|
— Прости и помилуй, — осенил себя святым знамением Альберт. — Не может Господь милосердный допустить в мир такую пакость, разве что в наказание нам грешным. — Не веришь? Руби мой уд на пятаки! — страшно забожился Лузга, обращаясь сразу ко всем. — Суйте в зад мне наждаки, если я вру! — В Орде водится много престранных зверей, — примирительно воздел ладошки целитель. — Не все они от Творца, иные вышли из рук человеческих, покоряя бренную плоть торжеству научного разума. — Вот бы на таком промчаться, — мечтательно вздохнул Михан. — Быстро он бежит? — Галопом. Да что там галопом, любого скакуна обгонит вмиг. Летит как вихрь. — Много жрёт? — В городе шесть-семь литров, на трассе — четыре-пять, — скороговоркой выпалил Лузга. Его никто не понял. Что за скакун, который только пьёт? Увлекательный разговор про басурманскую скотину прервал Щавель. — Сегодня ночуем в поле, — поставил в известность командир своих ближних. — Завтра обедаем в Валдае и идём дале. Послезавтра встаём на постой в Бологом, переночуем под крышей. Парням было не привыкать к отдыху под открытым небом, а Лузга тут же сунул руки в брюки и с любопытством воззрился на Щавеля, спросил с подначкой: — Это как же, Валдай проедем? Там девки с бубенцами на причинных местах. Сотник такого не упустит. — Сотнику только и делов что до девок? — равнодушно кинул Щавель. — Двинем, как я сказал. — Войско-то не взропщет? — Войско подчинится приказу командира, а Литвин — мне. — Чё, и Карп согласен? — Очень даже. Лузга мотнул башкой, пригладил зелёноватый ирокезы: — Хэх, тебе решать, ты начальник, а я дурак, коли сразу такой расклад не просёк. Совсем забыл, что ты старший по званию и как есть командир. — Помни, — сказал Щавель. Глава одиннадцатая, в которой отряд доходит до Середины, а справедливость до края С Московского шоссе Великий Новгородский тракт сворачивал на насыпь — каменистую дорогу среди лесов и болот, проложенную в незапамятные времена, ещё при царе, и называемую почему-то железной, хотя ни единой железки на ней днём с огнём не сыщешь. В Святой Руси железо на дороге не валяется. Насыпь вела в обход городищ Торжка и Твери, которым пришёл пиндец. По старому шоссе почти никто не ходил, кроме китайских гастарбайтеров, прозванных в народе ходями. Оно и понятно, китайцев радиация не берёт, а нормальным людям в тех краях делать нечего. Обстановку на другом берегу реки Тверцы точно отражало бабье напутствие «Гвозди тебе в руки и ноги, ни пути тебе, ни дороги», часто применяемое как порча. Словом, люди тех мест избегали, а за нечистое пепелище Твери и вовсе соваться не следовало, ведь впереди ждала Москва. За Валдаем Великий тракт терял гордое имя Новгородский, однако сильно хуже не становился. При светлейшем князе он превратился в торный путь к Рыбинской цитадели, крепко севшей на волжско-беломорскую торговую жилу. Со времён крайнего посещения Щавелем дорога претерпела значительные изменения к лучшему. Колеи в самых разъезженных местах замостили брёвнами, с обочин холопы дистан Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|
