Книга Ради любви к не-матери читать онлайн

Алан Дин Фостер. Ради любви к не-матери

Флинкс - 1

1

– Какой тощий никуда не годный малыш, – подумала матушка Мастиф. Она теснее прижала к себе мешок с резным деревом, убедившись, что он надежно защищен от дождя полой ее плаща. Мелкий дождь, характерный для дралларской осени, не смачивал водоотталкивающий материал.

Инопланетянам очень трудно определить различие во временах года на планете. Летом дождь теплый; осенью и зимой холоднее. Весной он сменяется постоянным липкий туманом. Солнце так редко прорывается сквозь вечные тучи, что когда это происходит, власти склонны объявить день праздничным.

То, мимо чего проходила матушка Мастиф, нельзя назвать настоящим рынком рабов. Этот архаичный термин использовали только циники. На самом деле это место, где упорядочиваются договоры по найму рабочей силы.

Драллар – самый большой город на планете Мот, единственный подлинный метрополис, и не очень богатый. Низкие налоги привлекли сюда немало инопланетных фирм и торговых компаний с гораздо более благоустроенных, но менее гостеприимных планет. Недостатки планеты компенсировались отсутствием таких раздражающий помех в делах, как ограничения и налоги. В результате некоторые процветали, но общий доход городской администрации не увеличивался.

Среди множества сфер, которые не в состоянии сами себя обеспечить, находится и забота о бедных. В случаях полной нищеты, когда человек одинок, считалось разумным позволить богатым гражданам избавить правительство от заботы о нем. Это сокращает расходы на помощь бедным, чиновники довольны, о самих бедных заботятся гораздо лучше – так во всяком случае утверждает администрация – чем безличная и вечно испытывающая недостаток средств городская служба.

Объединенная Церковь, духовная основа Содружества, не очень приветствовала такую одностороннюю экономическую политику. Но Содружество предпочитает не вмешиваться в дела местной администрации, и дралларские чиновники торопились заверить изредка посещающих планету падре или советников, что за благополучием "усыновленных" тщательно следят.

И вот матушка Мастиф стояла, опираясь на свой посох, прижимая мешок с резными поделками, и смотрела на распределительную платформу, переводя дыхание.

Один из зевак толкнул ее. Сердито взглянул на нее, когда она ударила его по ноге посохом, но отодвинулся, не решившись спорить с ней.

На платформе в Круге Компенсации неподвижно стоял худой серьезный мальчик восьми или девяти лет. Его рыжие волосы намокли от дождя и резко контрастировали со смуглой кожей. Широко раскрытые невинные глаза, такие большие, что, казалось, загибаются за края лица, смотрели на промокшую толпу. Руки он держал за спиной. Только глаза двигались, взгляд его, как насекомое, перелетал с одного поднятого лица на другое. Большинство возможных покупателей оставалось совершенно равнодушно к его присутствию.

Справа от мальчика стояла высокая стройная женщина, представитель правительства; она руководила продажей; это называлось распределение ответственности. На большом плакате сообщались данные о мальчике; матушка Мастиф посмотрела на плакат.

Рост и вес соответствуют, по ее мнению. Цвет волос, глаз и кожи она и сама видит. Родственники, кровные и другие, – прочерк. Личная история – опять прочерк. Дитя случая или несчастья, подумала она, подобно многим другим находящимся на попечении правительства. Да, по его виду, ему, несомненно, будет лучше у какого‑нибудь богатого человека, чем в детском учреждении. По крайней мере сможет поесть.

Но что‑то в нем есть, что‑то отличает его от бесконечной процессии сирот, год за годом проходящей по этой мокрой от дождя платформе. Матушка Мастиф ощущала что‑то скрывающееся за этими большими печальными глазами – зрелость, не соответствующую возрасту, пристальность взгляда, какой не ожидаешь от ребенка в его положении. Этот взгляд продолжал изучать собравшихся, перемещаться с лица на лицо.