«— Мои родители погибли. Ты что, всерьез считаешь, что я должна играть сегодня?

— Именно так я и считаю, черт побери! Настало время показать, из какого теста ты сделана».

Она вышла на корт. И выиграла матч. А после матча полетела в Даллас, чтобы организовать похороны.

— Через шесть месяцев после этого, в один далеко не прекрасный день, Пресли вдруг схватился за сердце, не договорив предложение до конца, и умер от сердечного приступа. — Стиви говорила тихо и немного отстраненно. — На следующий день у меня был матч. Очень тяжелый. Я победила. Пресли был бы доволен.

Ни ее родители, ни тренер так и не увидели, чего она добилась. Сейчас Стиви считалась одной из самых известных теннисисток. В этом году она уверенно шла к тому, чтобы получить Большой шлем. Тогда она смогла бы доказать отцу: теннис — это не забава богачей. Это требовательный и не терпящий конкуренции кумир, на алтарь которого она сложила все — образование, личную жизнь, семью, возможность иметь детей. Все.

И теперь, когда до цели оставалось всего ничего, Стиви просто не могла допустить, чтобы что-то, что угодно, встало у нее на пути.

Осознав, что Джадд смотрит на нее во все глаза, Стиви разжала кулаки и попыталась улыбнуться. Скулы ее свело от напряжения.

— А как насчет тебя? Ты всегда мечтал стать спортивным журналистом, который вместо чернил использует кровь своих невинных жертв?

Макки состроил гримасу отвращения:

— О господи, в твоих устах это звучит совсем мерзко.

— Ты не раз писал обо мне мерзкие вещи. Должна же я как-то отомстить.

— Что ж, думаю, пара-тройка ударов ниже пояса — это справедливо. Может быть, даже приятно. Если умеючи.

Стиви решила не обращать внимания на сексуальный подтекст. Она вступила на опасную территорию. Учитывая недавний поцелуй, — и к чему притворяться, чертовски приятный поцелуй, — лучше всего вести себя так, будто ничего не происходит. И поцелуя не было.

Джадд Макки был признанным сердцеедом. Жертвой его язвительного пера она становилась не раз. Не хватало еще пасть жертвой его невероятной сексуальной привлекательности.

— И все-таки мне интересно, Макки. Почему я? — Стиви развернулась к Джадду и села поудобнее, подвернув под себя ногу. — Почему именно меня ты выбрал мишенью для своих ядовитых стрел?

— А тебе не все равно? Все на свете тебя просто обожают. Не наплевать ли тебе, что какой-то жалкий журналистишка пишет о тебе гадости в своей глупой колонке?

— Меня это раздражает.

— А моих читателей нет. С той самой первой статьи, которую я написал много лет назад…

— Я потребовала опровержения.

Макки самодовольно улыбнулся:

— Я напечатал отрывок из твоего письма, помнишь? Читатели были в полном восторге. Я решил выжать из этого все, что только возможно, и стал намеренно раздувать конфликт между нами.

— Зачем?

— Способствует продажам.

— Но разве я вообще давала тебе повод презирать меня?

— Тут дело не в том, что ты сделала или не сделала. Дело в тебе самой. В том…

— Ну? — подтолкнула его Стиви.

— В том, как ты выглядишь.

Стиви недоуменно затихла. Помолчав несколько секунд, она осторожно спросила:

— То есть?

— Ты хорошенькая. Даже слишком. Мне трудно воспринимать всерьез спортсменку, которая похожа на Барби в теннисном костюме.

— Это настоящий шовинизм!

— Совершенно верно.

— То, как я выгляжу, не имеет ни малейшего отношения к моей игре!

— Возможно.