– Я пришел за своим братом Бальдром.

– Бальдр? Проезжал тут такой недавно…

То ли не по себе стало великанше от странного гостя, то ли она его пожалела, но отступила Модгуд, позволила пересечь мост. В темноте перед Хермодом лежал край Хель.

Хермод оглядел лютого стража. Не затем приехал глашатай богов, чтобы драться с ним. Он развернул Слейпнира, чуть отъехал и пошептал ему на ухо. Слейпнир одним скоком перемахнул ограду и как вкопанный встал на другой стороне. Откуда-то доносилось бульканье и треск – это у кипящего котла под названием Хвергельмир дракон Нидхёгг пожирал злодеев. Хермод поехал дальше. Мертвые останавливались и смотрели на него, румяного, дышащего.

На их серых лицах было лишь два выражения: бессильной злобы и холодной отрешенности. Тусклыми глазами вперялись они в Хермода.

Хермод въехал в престольный зал Хель. Спешился, повел Слейпнира в поводу. Страшно было бы потерять ему здесь коня. Зал был убран богато, стены увешаны золотыми и серебряными гобеленами, но как ни блестели они, тускло, серо, туманно было вокруг. Странный был это зал: то узким подземным ходом сдавливал Хермоду плечи, то расступался, распахивался огромной пещерой.

Хель восседала на своем престоле. Мертвая ее сторона была черная, а живая белая, в синих подтеках. Хмуро и строго глядела Хель. На голове у нее была золотая корона в алмазах, которые то ярко вспыхивали, то меркли, как задутое пламя. Рядом с ней на дивно изукрашенном престоле сидел Бальдр, а рядом с Бальдром его жена. Перед мертвым богом стояло богатое блюдо с нетронутыми стеклянистыми плодами. Золотой кубок с медом был не почат… Где твой румянец, прекрасный Бальдр?

– Хель, я пришел молить тебя, чтобы ты отпустила Бальдра обратно в Асгард. Боги, и люди, и все твари земные ослабели от горя и стали беспомощны. Только юный Бальдр вернет им надежду и тепло жизни. А больше всего горюет Фригг. Это она послала меня к тебе. Фригг не может жить без Бальдра.

– Не одна она потеряла дитя. По всей земле матери учатся жить без сыновей. Каждый день умирают юноши и не ропща переходят ко мне по золотому мосту. Только в Асгарде воины гибнут и тут же воскресают, словно это игра, а к вечеру уже снова пируют. В непрощающем мире земном и тут, под землей, смерть не игра.

– Но с этой смертью в мире стало темней.

– Значит, так тому и быть, – отвечала Хель.

Бальдр сидел ко всему безразличный и молчал. Нанна склонилась к нему на плечо, но он не обнял ее.

– Хорошо, – заговорила наконец Хель, дочь Локи, вышвырнутая Одином из Асгарда. – Скажи Фригг, что я отпущу Бальдра, если каждая живая душа на земле и под землей, на небе и в океане заплачет по нем без принуждения. Любовью не спасла его Фригг, может, спасет скорбью? Но если во всем мире хоть один глаз останется сух, Бальдр никогда не покинет моего царства. Как видишь, мертвые почитают его, и за моим столом он первый гость…

Хермод знал, что должен передать этот ответ Фригг, знал и то, куда движется миф. Но может быть, подумал он, свирепая воля Фригг, ярость ее любви и властный голос переведут миф в другое русло, и Бальдр проедет обратно по мосту, по которому никто еще не возвращался…

Он молча поклонился, и тогда Бальдр разомкнул бледные губы и тихо проговорил, протягивая ему волшебное кольцо, что Один положил на костер:

– Возьми, нам оно не нужно. У Хель много золота и серебра.

Но опять, опять нашлось исключение. На этот раз не омела. Никто не был забыт в этот раз, просто в сухой пустыне отыскалась тварь, не похожая ни на кого. Верный гонец бесстрашно ступил в расселину рыдающей скалы, прошел мокрыми каменными ходами и увидел черный провал. Там внутри было душно и сухо, и огромный кто-то покачивался в темноте, охватив себя руками.