— Это ничего не меняет. Он оттолкнул меня, когда узнал, что она беременна. Это мне все прояснило.

Сигурд согласился, но все равно должен был передать ей новость.

— К тому же я поняла, что он не совсем мне подходит, Сигурд. У него были странные представления о разных вещах. Но вот я въезжаю на двор, долг зовет. Надо бы поменять колеса, но летняя резина осталась в Осло. Черт! Зимние шины так износились, что можно использовать их как летние, только, боюсь, полиция со мной не согласиться.

Она что, еще ездит на шипованной резине? Тогда можно снять колеса и выковырять шипы шилом. На зимних колесах резина прочнее, чем на летних, но в крайнем случае это сойдет.

— Спасибо за совет. Ты камень с моих плеч снял. Конечно, я в состоянии это сделать. Я думала, мне придется скоро припарковать свою машину и ездить на древнем отцовском «Вольво» без серво.

Она была в хорошем настроении, когда зашла на кухню, предварительно выгрузив радио, книги, выпивку и сигареты. Она боялась, что придется покупать новую летнюю резину, а оказалось, что можно просто выковырять шипы. А в Осло Кристер остался без нее и без досточтимой мамаши, и поделом ему, дураку. Задумавшись, она поняла, что в ней больше злорадства, чем тоски, она любовалась тем, как он сидит там в одиночестве среди своих компьютеров и будильников, со своей гомофобией, и чувствовала, к большому удивлению, что злорадство придает ей сил.

Она взяла пакеты с покупками, которые оставила в прихожей. Отец сидел неподвижно на том же месте, но это ее не раздражало, каждый вечер он проводил в кабинете и мучился, бедный, да ему больше и некуда было податься, разве что в биотуалет. Когда он отправлялся туда, он громко об этом заявлял, чтобы никто не открывал дверей и не смотрел на него, спрятанного за ходунками посреди проема.

Дедушка сидел в гостиной.

— Что ты смотришь? — спросила она его.

— «По всей Норвегии». Повтор, — сказал он.

— Рыбные котлетки на обед, хорошо?

— С соусом карри, так мама делала, — сказал отец.

— Конечно. Карри и креветки, а на гарнир картофель с морковкой, — сказала она.

— Креветки? — переспросил он.

— Да. Креветки.

Она ждала комментария по поводу цены на этот деликатес, но он промолчал, вспомнив, вероятно, что платила она, а ему идут проценты на дисконтную карту в магазине, поскольку она пользовалась его карточкой, своей у нее не было. Она не сдержалась и сказала:

— Чем больше креветок, тем больше скидка на твоей карте.

— Ты это о чем?

— Так. Смотри, какое солнце на улице! И семь градусов. Настоящая весна. Мог бы выходить посидеть на улице, я могу вынести тебе стул и плед. Поставить у стены перед сараем.

— Нет. Не хочу сидеть, как старикашка, сложив руки, у всех не виду.

— Да кто тебя там увидит?

— Пожалуй, никто.

— Ну вот!

Она наливала воду для картошки, когда почувствовала странный запах.

— Здесь странно пахнет, — сказала она.

Поднесла лицо к раковине и принюхалась.

— Пахнет мочой! — сказала она и посмотрела на отца, он не оторвал взгляда от газеты.

— Скажи, ты писаешь в раковину?

— Да, — ответил дедушка из гостиной.

— Заткнись! — крикнул отец.

— Господи! Это же кухня! — воскликнула она. — Как ты можешь стоять тут и…

— Каждый день, — сказал дедушка.

— Так не пойдет! — сказала она и швырнула кастрюлю на стол.