Через некоторое время машина резко свернула влево, потом стала подниматься в гору. Ползла вверх несколько миль, как мне показалось. На самом верху мотор чихнул от натуги. Дорога пошла вниз.

Пока ехали, обходились почти без слов. Мои мысли были самыми скверными. Как мог, старался гнать их от себя.

Отдать Вексфорду его список, ну а потом?

После долгого спуска машина, слегка притормозив, повернула направо. Городские звуки сменились шумом моря. Значит, свернули с главной магистрали, едем по дороге, которой нечасто пользуются.

Более уединенное место трудно было сыскать. Дорога шла вдоль моря, по краю, так близко, что почти сливалась с берегом. А берег густо усеян остроконечными, грубыми камнями. Между ними пенились белые волны. Справа, круто взмывая вверх, поднимались зубцы утесов. Впереди дорога упиралась в нечто похожее на карьер. Из скал выломаны куски, пыльные прогалины чередовались с кучами мелких острых камней. Видно, тут просеивали щебенку.

— Где список? — спросил Вексфорд.

Гриин, сидя на водительском месте, повернулся и посмотрел мне в лицо.

— Ты нам все равно скажешь, — процедил он. — Будем бить тебя не кулаками, а вот этими обломками скалы.

Бровастый сказал обиженно:

— А чем плохо — кулаками?

С кулаками у Гриина было так же, как и у меня: не способен никого ударить так сильно, чтобы был желаемый эффект. А вот здешние камни, судя по их виду, сгодятся.

— А если скажу?

Не ожидали, что будет так просто. Уловил удивление на лицах, и это мне даже польстило. Но в выражении лиц была вороватость, не предвещавшая ничего хорошего. Регина, подумал я, разбитая голова Регины.

Посмотрел на скалы, на карьер, на море. Удобного пути к отступлению не было. А позади — дорога. Если побегу туда, они догонят на машине и уничтожат. Это если смогу бежать…

Сглотнул, изобразив подавленность, что, впрочем, было не так уж трудно.

— Я скажу вам… Но не в машине.

Наступило короткое молчание, пока они соображали; в их планы не входило устраивать большой грохот с киданием камней; не стали возражать.

Гриин перегнулся вправо, к бардачку, открыл его и вынул револьвер. Моих знаний об огнестрельном оружии хватало, чтобы отличить револьвер от пистолета, и это был револьвер — оружие, главное достоинство которого в том, что никогда ничего не заедает.

Гриин обращался с ним скорее уважительно, чем фамильярно. Молча показал его мне, положил обратно в бардачок, оставив откидную дверцу открытой, чтобы орудие угрозы было перед глазами.

— Ну, выходи.

Вышли, и я позаботился о том, чтобы оказаться с той стороны, где море. Ярко светило солнце, а ветер здесь, на открытом берегу, дул гораздо сильнее. Он был просто пронизывающим. Тщательно причесанные волосы Вексфорда поднялись дыбом, лысина на макушке оголилась. Выражение лица у Бровастого стало еще более идиотским. Глаза Гриина были неотступны.

— Ну, — сказал Вексфорд грубо, стараясь перекричать грохот моря и свист ветра. — Где список?

И я рванул от них изо всех сил — к морю. Сунул правую руку под рубашку, дернул за повязку.

Они заорали, кинулись за мной, почти наступая на пятки.

Я выхватил список зарубежных покупателей из-под повязки, сделал рывок с листками в руке, размахнулся — и швырнул в воду. Странички разлетелись, но прибрежный ветер, бережно их подхватив, понес — как большие листья деревьев — в море.

Не останавливаясь у кромки, побежал дальше, прямо в холодную зеленую воду с торчащими из нее обломками скал, в белую пену волн. Поскользнулся, потом еще и еще. Оступаясь, падая и поднимаясь, двигался вперед. Не ожидал, что течение окажется таким сильным, камни такими острыми.