|
Кэли мог отправиться с ранчо на машине, до самого Тусона. Но он никогда не хотел иметь машину, и, наверное, это тоже была его форма протеста против другого. Около бензоколонки старик испанец держал лавочку, за которой было нечто вроде выгона, скорее, просто пустырь, и Кэли, по обыкновению, оставил там свою лошадь. Место называлось Джейн-Стейшн Уже в их времена здесь проходил поезд, но он никогда не останавливался. И чтобы преодолеть оставшиеся до Тусона пять миль, Кэли Джон садился в автобус. Пока автобуса не было, он закурил сигару. Потом с большим достоинством поднялся на подножку подошедшего автобуса, неопределенно махнул рукой знакомым. Достоинства ему было не занимать. Высокий, широкий в плечах, если не сказать, толстый. Лицо его, несмотря на солнце, оставалось розовым, такого розового цвета, что прекрасно гармонировало со светло-голубыми глазами и соломенными волосами, которые незаметно сделались из соломенных серебристо-белыми. Джон вышел из автобуса напротив отеля "Пионер Запада", который видел еще тогда, когда его только Начинали строить, свернул налево и втиснул свое тело в салон парикмахерской, где навстречу ему бросился цирюльник. Спинка кресла, в которое он сел, тут же была опущена, и пока Кэли Джону намыливали щеки, негр - чистильщик сапог деликатно подвернул ему брюки и принялся наводить лоск на сапоги. Не осталось ли в Кэли Джоне что-то ребяческое? Он так никогда и не осмелился - смешно ведь, правда? - согласиться еще и на услуги маникюрши. Над головой крутился вентилятор. Когда Кэли Джон вошел, все поздоровались с ним по имени, потому что все его знали. И все в глубине души были за него и против другого, даже если так и не посмели никогда в этом признаться. Это чувствовалось в мелочах: например, по тому, как они замолкали, стоило ему появиться где-нибудь на людях. Тишина эта свидетельствовала об их уважении. Старики, те, кто знали его не один год, запросто окликали: - Хелло, Кэли... Молодые ограничивались лишь приветствием. Но не таким, как всем. Почти всегда за этим "Хелло!" следовал шепоток - это его историю пересказывали тем новичкам, Которым она была еще неизвестна. Это приносило удовлетворение. Но он в этом не признавался. Однако Пегги - такую злюку еще поискать - говорила все как есть. - Видишь ли, Джон, дорогуша, если бы все это с тобой не произошло, ты был бы просто несчастен, во-первых, потому, что был бы как все, и, во-вторых, потому, что ты бы, наверное, на мне женился... Не надо думать, что в словах Пегги Клам была только ирония. Вернее, ирония в них была, но против воли самой Пегги, которая эти слова говорила. После бритья, горячих салфеток, из-под которых виднелся лишь кончик его носа, оставалось только ждать, когда парикмахер его от них освободит. Клиенты менялись в кресле один за другим. Они смотрели друг на друга в зеркало и, когда переговаривались между собой, казалось, обращались к призракам. Вот, освободившись от теплого компресса, явил себя один из них: молодое лицо, темные волосы, несколько агрессивная улыбка обнажала роскошные зубы. Сын другого. И этот парень - двадцать два года! - приветствовал врага своего отца взглядом, взмахом руки, радостным "Хелло! ". Верил ли парень в эту историю? Кэли Джон не утруждал себя выяснениями... Старая история, история почти доисторических времен, когда у мальчишки и быть не могло большой спортивной машины, что стоит теперь у тротуара, и самолета, на котором можно слетать развлечься в Лос-Анджелес. Пионеры Запада, как их тогда называли, которые Бог весть откуда сползлись сюда как муравьи: кто приехал на крошечном поезде, кто в повозках с детьми и женщинами, за которыми плелся скот, - все они со слезами на глазах увидели наконец перед собой эту огромную, мерцающую между горными отрогами долину. |
