|
.. Для тех, кто знал его отца, слышать голос Бориса было наваждением. Отца его тоже звали Борис, второе его имя было труднопроизносимо, и его им никогда не называли. Он умер, когда Кэли Джон вместе со своим компаньоном приехали в Санбурн, но, пока был жив, успел прославиться. Сын, когда они тут обосновались, приехав из России году, наверное, в 1900-м, был мальчишкой, ему было лет пятнадцать. - Вид у тебя несладкий, дружище, и заботы Джима тебе пойдут на пользу. Еще два виски, Джим. Он имел привычку пить залпом. Иногда, даже не давая себе труда ставить стакан на стойку, он протягивал его бармену, чтобы тот его снова наполнил. С годами Борис приобрел фигуру отца и стал похож на него. Толстым он не был, но фигура его утратила четкие очертания, лицо было розовым, а голубые глаза несколько выдавались из орбит. Но самым удивительным был его голос, он настолько напоминал голос другого Бориса, что казалось, отец восстал из мертвых, именно голос и акцент, потому что, хоть Борис и провел всю свою жизнь в Америке, он полностью сохранил русский акцент, странные, нарочито помпезные обороты речи. Некогда утверждали, что Борис-отец принадлежал к аристократическому роду и был блестящим офицером царской гвардии. Был он красавцем и первостатейным кавалером. Отец тоже крепко пил, играл по-крупному, подносил роскошные подарки танцовщицам, которых Малыш Гарри приглашал из Нью-Йорка, и гастролировавшим в "Клетке для попугаев" актрисам. Когда он ходил в театр, то брал для себя одного целый ряд, за который платил двадцать долларов; желающие попасть на спектакль тем временем оставались на улице, поскольку мест не хватало. Утверждали, что он бы мог оклеить свою комнату необеспеченными чеками и векселями, которые подписывал, но не признавал. Тем не менее кредит Борису-отцу всегда открывали, потому что он в конце концов возвращал себе свое положение. Нюх изыскателя у него был почти невероятный. Именно интуиция прославила его среди старателей. Случалось, как-нибудь поутру, выпучив глаза и едва ворочая языком, он объявлял: - Пойду-ка я найду жилу... Негр, которого он взял к себе слугой, следовал за ним верхом. Самое удивительное, что Борис почти всегда возвращался, найдя какое-нибудь месторождение, которое тут же перепродавал или проигрывал. - Джон Эванс, - говорил сегодня его сын, - твое сегодняшнее настроение наводит меня на мысль, что ты идешь с улицы О'Хары... А поскольку его сосед в изумлении открыл рот, он положил ему руку на запястье и продолжил свою речь: - Я даже спрашиваю себя, не заходил ли ты в первый дом, который был дворцом этой собаки Майка... Тихо! Бориса-отца повесили. Не за чеки и не за долги - за это людей не вешали. И не потому, что ему случилось убить, как и всем, двоих или троих проходимцев, которые этого заслужили. Повесили его из-за лошади. В те времена закон границы применялся по всей строгости, а закон границы гласил: "Тот, кто украдет или убьет чужую лошадь, будет повешен". Однажды, когда старый Борис был трезв и, наверное, тосковал по своей стране, он заявил: - Пойду и убью лошадь. За ним увязались несколько человек, среди которых были и друзья Бориса. Каждый раз, как Борис видел всадника, он внимательно оглядывал лошадь под ним и качал головой: - Эта лошадь не заслуживает смерти, красивое животное. |
